О Никколо Макиавелли – и трактате «Государь»
3 мая 1469 года во Флоренции родился Никколо Макиавелли – автор общеизвестного трактата «Государь» (Il Principe), как принято считать – настольной книги целых поколений успешных правителей. «Макиавеллизм» отпечатался в нашем сознании этаким учебником политического цинизма – в основном, потому что в ходу понадёрганные цитаты вроде «цель оправдывает средства» (кстати, не факт, что фраза принадлежит Макиавелли!) …На самом деле, всё, конечно, гораздо сложней...
…Сложны были и времена!.. (С другой стороны – нравы попроще, отчего, в некоторой степени, «Государь» и начал восприниматься таким откровением спустя века). Италия, как мы помним, представляла собой кучу княжеств, которые постоянно враждовали, или дружили – друг против друга, а также – соседей: французов, Священной Римской империи, Папы Римского… Удивительное дело – Макиавелли во всём этом участвовал; знавал Чезаре Борджиа, Савонаролу, нескольких Медичи – но его собственная биография укладывается буквально в два абзаца!..
…Род будущего мыслителя был, что называется, «старинный, но бедный» – потому его образование ограничилось школой. (Латынь, впрочем, Никколо освоил – что по тем временам давало неограниченный доступ к самообразованию). Во Флоренции как раз установилась республика – и к тридцати Макиавелли попадает на госслужбу. На протяжении четырнадцати лет его регулярно переизбирают секретарём канцелярии комиссии Десяти (ведавшей военной политикой) – а вскоре он становится и приближённым советником правителя, Пьеро Содерини. Среди миссий Макиавелли – немало поездок по соседним государствам, но эффект от них не очень ясен. Заслуживают внимания два эпизода: кратковременное знакомство с Чезаре Борджиа (как считается – повлиявшее на идеи, изложенные в «Государе») – и управление флорентийской городской стражей. (Макиавелли избавится от дорогостоящих наёмников, и наберёт местных – идея вполне в духе хорошо изученных им древних римлян).
…Между тем, в силу ряда обстоятельств, республика рухнула – вернутся Медичи. Вскоре раскроется какой-то заговор – Макиавелли окажется в числе подозреваемых; его потащат в застенок, будут допрашивать – и, как минимум, один раз высекут… но потом отпустят. Обосновавшись в своём загородном поместье, изгнанник берётся за перо – и на протяжении ещё четырнадцати лет, до самой его смерти в возрасте пятидесяти восьми, ничего не происходит – кроме того, что Никколо разрешат вернуться, и занять скромную должность государственного историографа. (Но в политику не пустят).
…За это время будет написано немало – включая «Государя», посвящённого Лоренцо Медичи. (Тот воспользуется советами Макиавелли как-то странно – вскоре умрёт (вроде бы – от сифилиса) всего двадцати шести лет от роду – правда, успеет стать отцом будущей королевы Франции, небезызвестной Екатерины Медичи).
…Дальнейшая судьба трактата сложится так: он увидит свет спустя пять лет после смерти автора – а ещё через десятилетие церковь официально объявит, что «Государь» «…написан рукой Сатаны» – и включит его в Индекс запрещённых книг. Почему?.. Отчасти – из-за довольно неприязненного отношения Макиавелли к церковным властям – он считал, что из-за «...ложного истолкования нашей религии на свете не осталось такого же количества республик, какое было в древности, и следствием сего является то, что в народе не заметно теперь такой же любви к свободе, какая была в то время». (Что, впрочем, не помешает ему посвятить другой труд, «Историю Флоренции», Папе).
(Впрочем, могла быть и другая причина – нечего тиражировать сокровенные рецепты управления!..)
Некоторые всё-таки приведём…
Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого – но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.
Государь не волен выбирать себе народ, но волен выбирать знать, ибо его право: карать и миловать, приближать – и подвергать опале.
Кто имеет хорошее войско, найдёт и хороших союзников.
В наши времена уже очевидно, что те государи, которые мало заботились о благочестии, и умели хитростью заморочить людям мозги, победили, в конце концов, тех, кто полагался на свою честность.
Государю нет необходимости обладать всеми добродетелями – но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими.
Человеку, который желает при всех обстоятельствах пребывать добродетельным, остаётся лишь гибнуть среди множества тех, кто не добродетелен.
В чужой стране государь должен стать защитником слабых соседей и должен ослаблять и громить сильных.
Государь должен быть в меру жестоким, чтобы уберечь общество от беспорядка, который порождает грабежи и убийства. От этого страдает всё население, тогда как от кар страдают лишь отдельные люди.
Государь может нарушать своё честное слово по мере надобности.
Добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными.
P.S. …И ещё Макиавелли сказал: «Я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом пап, королей и герцогов – тогда как рай населен одними нищими, монахами и апостолами». Нам, разумеется, неизвестно, сбылось ли это пожелание – но его кенотаф (символическое надгробие) находится во Флоренции – в знаменитой базилике Санта-Кроче, рядом с Микеланджело, Данте, Галилеем, Россини… надпись на памятнике утверждает: «Никакая эпитафия не выразит всего величия этого имени». Место настоящего захоронения считается неизвестным… Впрочем, это – совсем другая история.
Напоследок. 3 мая 1967 года родился Андре Ольбрих – ведущий гит
Ответить с цитированием
. Иными словами, по жестокости режима финские «лагеря смерти» превосходили даже немецкие концлагеря.Мама умерла в первый год. Она всё говорила мне: «Валюшка, давай поиграем с тобой. Вот тут в мешочке - чулки у меня, чтоб одеть, и платочек. Когда я умру, ты мне одень». Я плачу, а мама говорит: «Мы же играем с тобой, не плачь, я не умру».Когда мама умирала, как раз привезли мороженой картошки. Мама стала есть и как будто подавилась. Я заплакала, а она говорит: «Валенька, не плачь, вот скоро будет тепло, посадим картошечки». Когда мама умирала, уже лежала, говорит мне: «Валюшка, выйди и Васеньку возьми». Я убежала, на землю села, плачу, а Васятка смотрит на меня и только говорит: «Ляля, Ляля…». Потом я пришла, вроде, маме лучше стало. Я пришла, приобняла её… А волосы длинные у неё были. Почему-то запомнила, как вши в этих волосах ползают. Ночью ей хуже стало. Я к соседям пошла, а Лида, соседка наша по деревне, вдруг заходит и говорит: «Мама, мама, а у Вальки мать умерла». Я пришла, а моя мама на соломе лежит, и женщины её уже одевают.Мы с братиком вдвоём остались там. На соломе сидим, а он всё: «Ляля, Ляля…» и к маме тянется. Сидели так до утра. Потом маму унесли в сарай к другим покойникам.Маму похоронили в братской могиле. Потом мне одна женщина в лагере сказала: «Валечка, закончится война, пойдешь на кладбище и от входа увидишь место, где мама твоя». После войны я пошла туда, плакала, звала: «Мамочка, где ты?» А хоронили в три ряда, как тут найдёшь? Я тогда написала на картонке: «Кто будет на этой могиле, сообщите, кто захоронен, если знаете». И мне потом, уже в Братск, вдруг пришло письмо от женщины. Она написала, что там похоронена в первом ряду её дочь Катенька. Каялась, что не уберегла её, как муж просил, когда на фронт уходил. А потом мы встретились с этой женщиной. Я приехала, и она мне рассказала, что старостой в лагере был мужчина с их деревни, и когда Катенька умерла, ей разрешили на санках увезти её на кладбище. Там солдаты уже зарывали яму. Финны говорят, мол, бросай в могилу. Но другой финн разрешил девочку положить аккуратно. Женщина эта спросила, кто там рядом лежит, и ей сказали, что это женщина с четвертого лагеря, у неё двое детей осталось маленьких. Женщина мне эта говорит: «Я подумала тогда: и хорошо, пусть она за моей Катенькой на том свете присмотрит». Вот так я нашла мамину могилу.
