Братский Музей Света - в здании "Элегант-Падун"

[люБОЛЬ]

В основном, слова на надгробиях не могут вызывать ничего, кроме печали, но этим людям удалось доказать, что смерть, это ещё не повод грустить. Им удалось сделать так, чтобы, подходя к их могилам, у людей на лицах появлялась улыбка, а не слёзы. Далее вас ждут 17 смешных и находчивых надписей на надгробиях от людей, которые не упустили шанс пошутить в последний раз.

«А я говорил вам, я болею»


«Дерьмо случается»



«Чёрт, а здесь внизу темно»


«ЗAДHИЦA. Думайте обо мне и улыбайтесь»


«Наконец-то мы нашли место для парковки в Джорджтауне»


«Я не вернусь после этого сообщения»


«Я просто выряженная атеистка. Мне некуда идти»


«А я надеялся на пирамиду»


«Гей, воевавший во Вьетнаме. Во время службы они дали мне медаль за убийство двух человек и уволили за любовь к одному»


«Если вы можете это прочитать, то вы стоите на моих cиcькax»


«Уходите, я сплю»


«Теперь я знаю то, чего не знаете вы»


«Путь в один конец. Не входить»


«Ах так, ну и ладно»


«У меня были хорошие сделки и несколько плохих. И вот из-за одной из них я угодил в яму»


«Что ж, это отстой»


Надгробие с рецептом «Помадки Кей» и подписью: «Куда бы она не шла, она всегда смеялась»

отсюда

[Музей Света]

Памятник нерукотворный: как сын "врагов народа" создал национальное достояние

Библиотека поэзии в Братске внесена в федеральный каталог книжных памятников
Одна из диковин индустриального Братска, которая со временем превратилась в национальное достояние – Библиотека русской поэзии ХХ века имени ее создателя Виктора Сербского, библиофила высшего разряда, боготворившего поэзию.




ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА.

Человек-легенда

Сербский был человеком-легендой. Этому способствовали и его биография, и его жизненная позиция.
Он родился 1 мая 1933 года в Верхне-Уральском политизоляторе и отбывал срок по политической статье вместе с мамой Евгенией Захарьян, армянкой, уроженкой Тифлиса. Отец его, Соломон Сербский, уроженец Бердичева, тоже сидел. Оба – за убеждения, как троцкисты. В 1937 году родителей расстреляли в Магадане – в один день, по одной статье. Сиротская жизнь в чадолюбивом СССР началась в пересыльном детском доме Владивостока, закончилась – в Бирюсинском детдоме, под Тайшетом. Казалось бы: откуда у обездоленного ребенка, мотавшегося по детдомам, такая тяга к высокому – к поэзии?
– Представьте: конец сороковых годов, учителя – из бывших ссыльных. У него был замечательный учитель, который безумно любил литературу, встречался с Маяковским, Есениным. Кстати, мой брат Володя назван в том числе и в честь Маяковского, потому что тот оставался любимым поэтом отца даже тогда, когда он уже собрал громадную библиотеку поэзии, – рассказывает Екатерина Сербская, нынешний хранитель бесценного достояния, которое оставил городу Братску в подарок ее отец.



ФОТО: СВЕТЛАНА МИХЕЕВА.

Екатерина по профессии врач, но это не мешает ей поддерживать огромное книжное хозяйство. Она выросла в доме, отданном книгам. Как подтверждение ее детских воспоминаний – школьная тетрадка с пафосным названием «Альбом для автографов Кати Сербской».
– Он заведен, когда библиотека еще не существовала как отдельное учреждение, а вся находилась у нас дома. Все поэты и писатели, которые приезжали в Братск, обязательно бывали у Сербского. Я тогда была очень маленькой девочкой, но папа брал автографы – и мне тоже было интересно, и в один из дней я тоже завела такую тетрадку, где писатели стали оставлять автографы. Вот Юрий Самсонов: «Нахал, колдун и людоед. Катюшка Сербская, девчонка мерзкая, глаза – по ложке, в ушах – сережки». Здесь, под этой обложкой, записи того времени, расчленения писательских союзов по идеологическим причинам еще не было.
Супруга Виктора Сербского – они учились в одном классе – поддерживала увлечение мужа, на которое, на минуточку, тратились деньги из семейного бюджета.
– Жить в библиотеке можно, если человек сам любит книги и любит того человека, который ими занимается.
Сербский серьезно начал собирать книги с 1956 года, узнав о смерти Анатолия Тарасенкова, заместителя главного редактора влиятельного журнала «Новый мир», собиравшего библиотеку русской поэзии XX века.
– Папа всегда говорил, что Тарасенкову было проще – он жил в Москве, был известным критиком, редактором, ему книги дарили. Папа жил в Норильске, с 1967 года – в Братске. Конечно, ему было гораздо сложнее. В «Литературке» появилась статья о Тарасенкове – и папа был впечатлен. Он решил попробовать продолжить дело. И наивно надеялся, что и еще кто-то продолжит. Пробовали, конечно, но наша библиотека оказалась в итоге самой крупной.
– Так где он в Норильске и Братске брал книги? Как разыскивал поэтов?
– По собственным производственным делам он много ездил по стране. Без книг не возвращался – за ним посылки вереницей шли.



ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА.

Всю жизнь выписывал газету «Книжное обозрение». Тогда ведь было проще – газета обозревала все сборники стихов, которые вышли в этом году в стране. Самостийные книги появились, когда в девяностых издательское дело «отпустили» и началось издание книг за счет авторов.
Так вот, он выделял то, чего у него нет, и добывал. Все книжные магазины ему оставляли поэзию. Он не просто собирал, но был еще очень внимательным читателем. Практически обо всех авторах в своей библиотеке что-то мог рассказать, старался с ними встретиться, поговорить, для него это было безумно важно.

«Ее драгоценными пальчиками»

До 2016 года библиотека размещалась в четырехкомнатной квартире Сербских. А когда в 2016 году переехали в специализированное помещение, оказалось, что места не хватает.



ФОТО: СВЕТЛАНА МИХЕЕВА.

– В квартире были стены и полки, а здесь – расстояния между стеллажами, и стен здесь меньше, а окон больше, – показывает большое книжное хозяйство Екатерина. Книг меньше не становится, коллекция продолжает пополняться.
Здесь, ко всему прочему, очень большой фонд «мемориальской» литературы.
– Виктор Соломонович был одним из организаторов фонда «Мемориал», очень многим людям помог. Все, что можно было о репрессиях собрать, он собирал. Ему узники помогали, присылали свои воспоминания. Архивного материала у нас масса.
Недалеко от Братска, в Чуне, отбывал срок советский поэт – «тихий лирик» Анатолий Жигулин.




ФОТО: СВЕТЛАНА МИХЕЕВА.– Жигулин сидел в Чуне, потом на Колыме. Отец встречался с ним не один раз, они переписывались. Почти все книги Жигулина у нас – с автографами. Автографы изумительные, их стоит посмотреть...

• Культпросвет: Виктор Сербский, Татьяна Безридная, Олег Кузьминский
  
  
  

Честно говоря, многие автографы в этой библиотеке стоит посмотреть (а книг с автографами здесь, на минуточку, более семи тысяч). Вот, например, Евгений Евтушенко написал: «Иркутский цензор Козыдло получил строгий выговор за то, что пропустил это стихотворение. Оно было включено в советский черный список и не публиковалось более 20 лет». Где об этом еще прочитать? Из автографов порой выстраивается целая самостоятельная история.
– Папа в командировки ездил с таким же портфелем, как у Жванецкого. Перед поездкой всегда открывал справочник Союза писателей СССР – и списывался с проживающими в месте командировки писателями, договаривался о встрече. Складывал в портфель их книги – на подпись. А если ехал в Москву, то обычно книг не брал – знал, что обязательно попадет в Центральный дом литераторов, где кто-нибудь будет выступать и книги будут. Как-то в 1975 году он приехал в Москву и попал в ЦДЛ, где выступала Ахмадуллина. Книжки Ахмадуллиной не оказалось. Но была книжка Евтушенко со стихотворением «Вальс на палубе», которое ей посвящено. И вот на этой странице она и написала: «Виктору Сербскому с любовью к поэту Евгению Евтушенко».
Когда спустя много лет, в 1994 году, Евтушенко приехал в библиотеку, Виктор Соломонович подсунул ему эту книжку, и тот написал: «Глубочайше тронут тем, что рукой Беллы, ее драгоценными пальчиками, подтверждается то, что хотя бы когда-то она меня любила».

Триста погонных метров поэзии

Иркутский поэт, автор книг о декабристах Марк Сергеев бывал у Сербского неоднократно. На одной из его книжек оставлен загадочный автограф: «Дорогому Виктору Сербскому для пополнения очередного погонного метра вашей уникальной библиотеки. Стоять на полке вместе со всеми – великая честь».
– Что это такое, спрашиваете? Папа не знал, сколько у него книг. Его спрашивали, а он не знал. Однажды взял рулетку и померил длину всех полок. Оказалось – 300 погонных метров. С тех пор он говорил: у меня триста погонных метров поэзии, – смеется Екатерина.
В этих трехстах погонных метрах каких только редкостей не отыщешь. Например, на одной из книг Булата Окуджавы автографом – его стихотворение, которое на тот момент еще нигде не публиковалось. Автограф в библиотеке Сербского, можно сказать, его первая публикация. Сегодня стихотворение известно как «Песенка о дураках».
Кстати, все книги Окуджавы в библиотеке Сербского с автографами. С Окуджавой Сербского связывали особые отношения, околосемейные.
– Виктору Соломоновичу очень сильно повезло, потому что его нашли через живых людей родственники по линии матери. Это была семья армян, врачей, которые жили в Москве. И когда он с ними в 1957 году приехал знакомиться, его повели еще с кем-то знакомиться. И первая, с кем они его знакомили, была мать Булата Шалвовича, Ашхен Степановна Налбандян. Почему? Да потому что она была лучшей подругой мамы Виктора Соломоновича. Она-то и познакомила его с сыном. Они общались, переписывались. Папина первая книга «Зачет», первая миниатюра в стране, изданная на средства автора, – с окуджавским предисловием.
Удивительно ли, что в 2013 году библиотека Сербского была внесена в Федеральный свод книжных памятников-коллекций? Совсем нет. Коллекцию Сербского необычайно высоко ценят и знатоки-библиофилы, и сами поэты.
Когда Евтушенко впервые приехал в библиотеку, он уже сразу был готов воздвигнуть Сербскому памятник.
– Папа всю ночь перед его приездом готовился, доставал книги. Весь стол ими завалил. Евтушенко такого количества своих книг в одном месте никогда не видел. И сказал папе: «Вам надо памятник поставить». Папа ответил: «Это можете сделать только вы». И поэт тут же оставил автограф:
«За сопротивление тупому и серому
И за спасение музы от сглаза,
Надо поставить Виктору Сербскому
Памятник в Братске из диабаза».

…В библиотеке почти 70 книг с автографами Евтушенко. И еще столько же – без автографов.


Библиотека как вместилище памяти

Что еще следует знать об этой уникальной библиотеке? В библиотеке есть, помимо всего прочего, прижизненные издания, старинные издания. Есть, например, книга басен из сказок Хемницера, 1838 года издания, которая попадается в частных коллекциях, но ни в одном книгохранилище страны ее нет. Есть малоформатное золотообрезное издание басен Крылова 1835 года – книга, изданная при жизни не только Крылова, но и Пушкина.
Есть большое собрание книг, посвященных Братску, братским авторам. Это важная часть, к ней относятся бережно. Здесь есть что показать.
– Эти миниатюрные издания «Братск – Пушкину» остались от замечательного братского Пушкинского общества, которым руководил известный сибирский пушкинист братчанин Семен Саунин, – показывает Екатерина выставку.
Например, именно провинциал Саунин в незавершенной акварельной работе «Портрет неизвестной дамы в тюрбане», написанной Карлом Брюлловым в 1829-1830 годах, установил личность Елизаветы Воронцовой, в которую Пушкин был влюблен и которой посвящал стихи. Работа Саунина названа открытием и включена в академический сборник пушкиноведения. Его исследования вызывали интерес в научной среде.
После его смерти, говорит Екатерина, Пушкинское общество в Братске практически перестало существовать. Но есть библиотека, которая бережно сохранит для потомков и все имена, и все деяния – от Александра Пушкина до Виктора Сербского и Семена Саунина.

• СВЕТЛАНА МИХЕЕВА

[Аля]

В этой подборке снимков из нашего архива — фотографии тех, кому сейчас между 40 и 50 лет. Это работы, которые были сделаны в период с 1985 по 1990 год — на них запечатлены дети из самых разных уголков Советского Союза, из страны, в которой прошло их детство.

История России в фотографиях» — совместный проект Мультимедиа Арт Музей, Москва и Издательства Яндекс. Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях: facebook, Вконтакте, Одноклассники, YouTube, Instagram,Telegram.




Мальчишки на берегу Днепра
Всеволод Тарасевич, 1985 года, Украинская ССР, г. Херсон, МАММ/МДФ.



Друзья
Рустам Мухаметзянов, 1 июня 1985 года, Татарская АССР, г. Казань, из архива Рустама Сулеймановича Мухаметзянова.



В домике с игровыми автоматами
Павел Сухарев, июнь - август 1985 года, Московская обл., Рузский р-н, дер. Федчино, из архива Павла Сергеевича Сухарева.



На детской площадке
Всеволод Тарасевич, 1985 год, Украинская ССР, г. Херсон, МАММ/МДФ.



Взгляд
Сергей Зиновьев, 1985 год, Коми АССР, г. Сыктывкар, МАММ/МДФ.



Детский сад
Георгий Розов, 1985 год, Молдавская ССР, г. Кишинев, МАММ/МДФ.



В поход
Павел Сухарев, июнь - август 1985 года, Московская обл., Рузский р-н, дер. Федчино, из архива Павла Сергеевича Сухарева.

Выставка «Изгиб гитары желтой...» с этой фотографией.

Пионерский лагерь «Сосновый бор»
Неизвестный автор, 1 - 24 июля 1986 года, Новосибирская обл., из архива Сергея Куницина.



Наш веселый КВН
Павел Сухарев, июнь - август 1985 года, Московская обл., Рузский р-н, дер. Федчино, из архива Павла Сергеевича Сухарева.



У избы
Александр Бобкин, 17 сентября 1987 - 17 ноября 1987 года, Красноярский край, Хакасская АО, д. Агаскыр, из архива Александра Алексеевича Бобкина.



Переход на улицу 25 Октября
Александр Бобкин, 7 июля 1987 года, г. Москва, ул. 25 Октября, из архива Александра Алексеевича Бобкина.




Знакомство с лошадью и телегой
Владимир Соколаев, 25 августа 1987 года, Кемеровская обл., г. Новокузнецк, ул. Веры Соломиной, МАММ/МДФ.



В северной деревне
Сергей Зиновьев, 1987 год, Коми АССР, МАММ/МДФ.



Вычерпывание лужи перед Первомаем
Владимир Соколаев, 30 апреля 1987 года, г. Новокузнецк, МАММ/МДФ.

Выставки «Самые дорогие и любимые» и «Лужа» с этой фотографией.

Детдомовки
Владимир Богданов, 1988 год, МАММ/МДФ.



Улус Агаскыр
Александр Бобкин, 25 августа 1988 года, Хакасская АО, дер. Агаскыр, из архива Александра Алексеевича Бобкина.

Выставка «Без прикрас» с этой фотографией.

«Фонтан»
Сергей Сухарев, 1 - 9 мая 1988 года, Владимирская обл., из архива Павла Сергеевича Сухарева.

Выставка «Без фильтров–3. Любительская фотография 80-х» с этой фотографией.

Школа № 19
Неизвестный автор, 20 января 1989 - 31 декабря 1989 года, г. Ростов-на-Дону, из архива пользователя Miloslavskiy GeorG.Принимайте участие в развитии нашего проекта — национального фотоархива «История России в фотографиях».

[люБОЛЬ]

Слово «боляре» пришло к нам, скорее всего, из болгарского языка. Так называли представителей военной аристократии, составлявших совет при царе. Позднее таких людей на Руси и стали называть боярами. Потребность в появлении подобного слоя соратников монарха возникла с образованием Древнерусского государства, т.е. в связи с тем, что понадобился мощный административный аппарат. На первых же этапах создания государства перед князем встали задачи управления княжеским хозяйством и командования войском. Эти функции управленцев и военачальников исполняли бояре. Под «боярами» в это время понимали ближайших сподвижников князя, его «старшую дружину».

В 1750 году умер Иван Юрьевич Трубецкой. С его смертью завершилась эпоха русского боярства, история родов, веками служивших на государственной службе. Интересно сегодня вспомнить их историю…


Трубецкие

Князья Трубецкие относятся к династии Гедиминовичей, потомкам великих князей литовских. Представители этого рода перешли на службу к московским великим князьям в начале XV века.

К концу XVII века России служило уже девятое поколение этого рода, представители которого занимали высшие посты в государстве: назначались воеводами, начальниками приказов, в посольства к иностранным государям.

В «Истории родов русского дворянства» Ивана Юрьевича называют последним русским боярином, в этом качестве он находился еще в окружении молодого Петра I. Иван Юрьевич был долгожителем, скончался на 83 году жизни.



Иван Юрьевич Трубецкой

18 лет своей долгой жизни Иван Юрьевич пробыл в шведском плену. Попал он туда в самом начале Северной войны. Отец двух дочерей, имел в зятьях молдавского господаря Дмитрия Кантемира и принца Людвига-Вильгельма Гессен-Гомбургского, генерал-фельдмаршала.

В плену Иван Юрьевич от баронессы Вреде прижил сына, которого назвали Иваном. Иван Иванович Бецкой стал известным просветителем и педагогом времен Екатерины II, учредителем и первым президентом Академии художеств.

Вельяминовы

Род ведет свое происхождение от Шимона (Симона), сына варяжского князя Африкана. В 1027 году он прибыл в войско Ярослава Великого и принял православие.

Знаменит Шимон Африканович тем, что участвовал в сражении с половцами на Алте и сделал самое большое пожертвование на строительство печерского храма в честь Успения пресвятой Богородицы: драгоценный пояс и наследие своего отца — золотой венец.

Но Вельяминовы были известны не только своей храбростью и щедростью: потомок рода, Иван Вельяминов, бежал в Орду в 1375 году, но позже был схвачен и казнен на Кучковом поле.



Герб Вельяминовых

Несмотря на измену Ивана Вельяминова, род не потерял своего значения: последний сын Димитрия Донского был крещен Марией, вдовой Василия Вельяминова — московского тысяцкого.

Из рода Вельяминовых выделились следующие роды: Аксаковы, Воронцовы, Воронцовы-Вельяминовы.

Деталь: О знатнейшей московской фамилии Воронцовых-Вельяминовых москвичам до сих пор напоминает название улицы “Воронцово поле”.

Морозовы

Род бояр Морозовых — пример феодального семейства из числа старомосковской нетитулованной знати. Основателем фамилии считается некий Михаил, который приехал из Пруссии на службу в Новгород. Он был в числе “шести храбрых мужей”, проявивших особый героизм во время Невской битвы 1240 г.

Морозовы верой и правдой служили Москве еще при Иване Калите и Дмитрии Донском, занимая видные позиции при великокняжеском дворе. Однако их род изрядно пострадал от исторических бурь, настигших Россию в XVI столетии. Многие представители знатной фамилии бесследно сгинули во время кровавого опричного террора Ивана Грозного.



Фрагмент картины В.И. Сурикова “Боярыня Морозова”

XVII столетие стало последней страницей в многовековой истории рода. Борис Морозов не имел детей, а единственным наследником его брата, Глеба Морозова, был сын Иван. Кстати, он был рожден в браке с Феодосьей Прокофьевной Урусовой — героиней картины В.И. Сурикова “Боярыня Морозова”.

Иван Морозов не оставил мужского потомства и оказался последним представителем знатной боярской фамилии, прекратившей свое существование в начале 80-х годов XVII века.

Деталь: Геральдика российских династий оформилась при Петре I, возможно поэтому герба бояр Морозовых не сохранилось.

Батурлины

Согласно родословным книгам, род Бутурлиных происходит от выехавшего в конце XII века из Семиградской земли (Венгрия) к великому князю Александру Невскому “мужа честного” под именем Радша.



Герб рода Бутурлиных

«Мой прадед Рача мышцей бранной Святому Невскому служил», — писал А.С. Пушкин в стихотворении “Моя родословная”. Радша стал в царской Москве родоначальником полусотни русских дворянских фамилий, среди них значатся и Пушкины, и Бутурлины, и Мятлевы…

Но вернемся к роду Бутурлиных: его представители верно служили сначала великим князьям, потом государям Московским и Российским. Их род дал России много видных, честных, благородных людей, имена которых известны до сих пор. Назовем лишь некоторых из них.

Иван Михайлович Бутурлин служил окольничим при Борисе Годунове, воевал на Северном Кавказе и Закавказье, завоевал почти весь Дагестан. Погиб в бою в 1605 году в результате предательства и обмана турок и горских инородцев.

Его сын Василий Иванович Бутурлин являлся новгородским воеводой, активным сподвижником князя Дмитрия Пожарского в его борьбе с польскими захватчиками.



Иван Иванович Бутурлин

Иван Иванович Бутурлин за ратные и мирные дела удостоен звания Андреевского кавалера, генерал-аншефа, правителя Малороссии. В 1721 году активно участвовал в подписании Ништадтского мира, положившего конец долгой войне со шведами, за что Пётр I присвоил ему генеральское звание.

Василий Васильевич Бутурлин был дворецким при царе Алексее Михайловиче, многое сделав для воссоединения Украины и России.

Шереметевы

Род Шереметевых ведет свое происхождение от Андрея Кобылы. Пятым коленом (праправнуком) Андрея Кобылы был Андрей Константинович Беззубцев по прозвищу Шеремет, от которого и пошли Шереметевы.

По некоторым версиям, в основе фамилии лежит тюркско-булгарское «шеремет» («бедняга») и тюркско-персидское «шир-мухаммад» («благочестивый, храбрый Мухаммад»).



Герб Шереметевых. Фрагмент ворот решетки дворца Шереметева.

Из рода Шереметевых вышло много бояр, воевод, наместников, не только в силу личных заслуг, но и благодаря родству с царствующей династией.

Так, правнучка Андрея Шеремета была выдана замуж за сына Ивана Грозного, царевича Ивана, убитого отцом в порыве гнева. А пятеро внуков А. Шеремета стали членами Боярской думы.

Шереметевы принимали участие в войнах с Литвой и крымским ханом, в Ливонской войне и казанских походах. За службу им жаловались вотчины в Московском, Ярославском, Рязанском, Нижегородском уездах.

Лопухины

По преданию происходят от касожского (черкесского) князя Редеди — правителя Тмутаракани, который был убит в 1022 г. в единоборстве с Князем Мстиславом Владимировичем (сыном князя Владимира Святославовича, крестителя Руси). Однако этот факт не помешал сыну князя Редеди, Роману, жениться на дочери князя Мстислава Владимировича.



Евдокия Федоровна Лопухина , Царица. Первая жена Царя Петра I до 1698 г.

Достоверно известно, что к началу XV в. потомки Касожского князя Редеди уже носят фамилию Лопухины, служат в разных чинах в Новгородском княжестве и в Московском государстве и владеют землями. А с конца XV в. они становятся московскими дворянами и жильцами при Государевом Дворе, сохраняя за собой новгородские и тверские вотчины и поместья.

Выдающийся род Лопухиных дал Отечеству 11 воевод, 9 генерал-губернаторов и губернаторов, управлявших 15 губерниями, 13 генералов, 2 адмиралов. Лопухины служили министрами и сенаторами, возглавляли Кабинет министров и Государственный Совет.

Аксаковы

Происходят от знатного варяга Шимона (в крещении Симона) Африкановича или Офриковича — племянника норвежского короля Гакона Слепого. Симон Африканович прибыл в Киев в 1027 году с трёхтысячной дружиной и построил на свои средства церковь Успения Божией матери в Киево-Печерской лавре, где он и погребён.



Герб Аксаковых был внесен в четвертую часть "Общего гербовника"49, утвержденную императором Павлом 7 декабря 1799 года.

Фамилия Оксаковы (в старину), а ныне Аксаковы пошла от одного из его потомков Ивана Хромого.
Слово «оксак» означает «хромой» в тюркских языках.

Члены этой фамилии в допетровское время служили воеводами, стряпчими, стольниками и были жалованы за свою хорошую службу поместьями от московских государей.( С )

[Аля]

1890-е. Викторианская женщина готовит ванну



1890-е. Викторианская женщина принимает ванну


1900. Женщина в электрической ванне в Институте светотехники


1904. Женщине делают маникюр в турецкой бане в Нью-Йорке


1904. Номер в турецкой бане в Нью-Йорке оформлен в викторианском стиле. Одной женщине чистят туфли, другая женщина читает книгу на роскошной кровати.


1904. Служащая турецкой бани в Нью-Йорке причесывает длинные волосы посетительнице


1904. Три женщины, покрытые простынями, отдыхают в шезлонгах во время массажа лица в турецкой бане в Нью-Йорке


1920. «Купающиеся красавицы Мака Сеннетта» собираются вокруг ванны, чтобы опустить в нее одну из своих противниц, Лос-Анджелес


1923. Женщина, принимающая паровую баню на борту лайнера «Беренгария»


1930. Ультрафиолетовые солнечные ванны в роскошной бане Лидо де Пари


1937. Ванна в салоне Елены Рубинштейн на Пятой авеню


1938. Женщина в ванне с занавеской для душа из модной плёнки


1938. Женщина массирует ноги специальной руковицей. Германия


1940. Женщина в ванне в медицинском спа-салоне в отеле Чемберлин, Вирджиния


1944. Еще одно рекомендуемое лекарство от влечения к табаку - турецкая баня


1945. Женщина показывает, как правильно принимать ванну.


1945. Женщина на краю ванны, США, декабрь


1949. Нью-Йорк. С закрытыми кранами и бутылкой молока эта молодая женщина помогает городу экономить воду. Коктейль из молока и пены должен стать лучшей смесью для кожи


1949. Женщины в бане. Тайвань


1951. Женщина тестирует «озоновую ванну», новую косметическую процедуру, предназначенную для похудания и детоксикации кожи


1951. Женщина ест и пьет чай в кабинке в «Савойе», женской турецкой бане на Дюк-оф-Йорк-стрит, Лондон


1951. Женщина выпивает в «Савойе», турецкой женской бане на Дюк-оф-Йорк-стрит, Лондон


1951. Женщине делают массаж в «Савойе», женской турецкой бане на Дюк-оф-Йорк-стрит, Лондон


1951.Посетительница турецкой бани для женщин «Савойя», женской турецкой бане на Дюк-оф-Йорк-стрит, Лондон


1955. Людмила Черина принимает ванну


1955. Софи Лорен выходит из ванны


1957. Брижит Бардо в ванной во время посещения Мюнхена


1975. Итальянская актриса СтефанияСандрелли в ванне


1969. Немецкая актриса Эльке Харт в ванной


1976. Актриса Мари-Франс Пизье курит сигару в ванной по случаю успеха в США фильма «Кузина, кузина»


1979. Женщины носят традиционную одежду в хаммаме в Касбе в Алжире


1979. Обнаженная женщина в хаммаме с массажисткой и кассиром в Касбе в Алжире


2002. Баня в Мацесте, 22 июля


2012. Активистка из ассоциации «Люди за этичное обращение с животными» (PETA) принимает ванну, заправленную томатным соусом

( С )

[Музей Света]

Пройдемся по следам детективной истории, которая когда-то происходила в бывшем городе Ермак ныне Аксу (город переименовали 4 мая 1993 года) Павлодарской области в Республике Казахстан. События будут связаны с памятником Ермак (в начале 1960-х годах целинники Казахстана поставили памятник покорителю Сибири в городе Ермак), и тайной спецоперации по вывозу памятника в Россию. События, которые произошли почти, что 26 лет назад, когда в 90-х годах на казахском национальном подъёме в суверенном Казахстане, всё русское и памятник знаменитому казачьему атаману Ермаку подверглись политическим репрессиям. Таким образом давая понять, что русским "оккупантам" на казахской земле больше делать нечего.




До этих печальных событий, в начале 90-х мэр Омска, бывший гражданин республики Казахстан, предлагал властям Казахстана перевезти памятник к себе, ему отказали. Приезжали казаки из России, пытались купить памятник для дальнейшего вывоза в Россию, но все попытки спасения монумента потерпели фиаско, им по всем фронтам отказали.
А в далеком 1993 году под покровом ночи на заре дикого национального подъема, казахи в один прекрасный момент просто привезли бульдозер и снесли памятник Ермаку. Раскололи его на двое, изувечили, и выбросили валяться на городскую свалку. В тот же самый 1993 год город покорителя Сибирской земли Ермак переименовали в город Аксу.




На этом история не закончилась, спустя два года получило продолжение. В 1995 году бывший житель города Ермака Сергей Яловцев, тайно вывез за пределы Казахстана разбитый памятник с городской свалки. Вывез в Алтайский край, Змеиногорский район, в грузовой машине, замаскировав, присыпав его сверху землей.
Опубликую небольшие цитаты участника тайной перевозки:
«- Если бы как следует проверили нас, то наверняка бы дело завели - история-то политическая, - вспоминает Сергей Яловцев. Он тайно вывез памятник Ермаку из одноименного города в Казахстане, чтобы спасти его от позорной смерти на свалке.
В начале 90-х годов памятник знаменитому казачьему атаману подвергся политическим репрессиям - ему снесли голову, раскололи надвое и отправили на свалку. Город, названный в его честь, переименовали - это был еще один способ дать понять «оккупантам», что на казахской земле им делать нечего. Сергей Яловцев решил вернуться в Россию и забрать Ермака с собой.
- В 1995 году я решил окончательно переехать на Алтай, - рассказывает Сергей Георгиевич. - Ермак к тому времени уже несколько лет лежал на городской свалке. После распада Советского Союза казахи решили строить свое государство, а Ермак даже в виде памятника им мешал - он, дескать, еще при жизни своим походом нарушил процесс строения национальной казахской государственности, и поэтому относились к нему, как к оккупанту. Более того, демонтаж памятника и переименование города Ермак были частью чуть ли не национального плана по созданию суверенного Казахстана.

Город Ермак (новое название - Ак-Су) начал строиться в 60-е годы - я почти его ровесник. Памятник атаману стоял на центральной площади города - высокий, красивый, нельзя было пройти мимо и не обратить внимания. Всем, кто жил в Ермаке или, как я, в соседнем Павлодаре, этот монумент был дорог. К примеру, мэр Омска, бывший павлодарец, в начале 90-х предлагал перевезти памятник к себе. Но казахи не согласились.
К 1996 году я уже закрепился в России, завел с друзьями бизнес. И поделился я с ними своей идеей - вернуть Ермака на родину. Был у нас КамАЗ, нашли подъемный кран. Постамент брать не стали, взяли только туловище и ноги, а головы у Ермака не было - всего получилось четыре метра железобетона. А когда-то в Ермаке было около восьми метров "росту". Погрузили эти фрагменты в кузов, засыпали щебнем и повезли к границе. Нас останавливали несколько раз - и гаишники по дороге, и на таможне - спрашивали, что везем. Ответ был заранее заготовлен: щебень для балласта, чтобы пустой кузов из стороны в сторону не болтало. Если бы как следует нас проверили, то наверняка бы дело завели - история-то политическая. В то время казачья общественность в Казахстане за Ермака пыталась заступиться, так их община была запрещена решением президента республики, а атаману Овсянникову дали срок по статье "Антигосударственная деятельность".»

В начале 00-х годах, памятник атаману Ермаку начали восстанавливать по описаниям, открыткам, фотографиям. Скульптура Ермаку была установлена в Змеиногорске в 2006 году.




Открытие памятника состоялось в день празднования 270-летия города Змеиногорска.




Монумент весит 8 тонн, его высота – 8 метров. Памятник виден из любой точки города Змеиногорска. Скрестив руки, казачий атаман гордо смотрит на алтайские просторы.
У памятника проходят мероприятия ежегодного праздника «Потомки Ермака». Здесь завершается крестный ход от Преображенской церкви Змеиногорска и совершается обряд верстания (посвящения) в казаки.
Ведь у казачества на Алтайском крае давние корни – еще в начале XVIII века для защиты заводов, рудников была создана оборонительная Колывано-Кузнецкая линия. Она тянулась от современного Новокузнецка до Усть-Каменогорска.
Такая произошла печальная история в Казахстане начала 90-х годов, к счастью закончилась со счастливым исходом для участников операции и монумента в России. Когда говорят о дружбе народов в солнечных республиках, то мы невольно с содроганием вспоминаем, всё, что было. Как после заката могущественного Советского Союза, в Солнечных республиках пришлось слишком многое пережить за последние 25 лет, чтобы все недавние события 90-х просто, так вычеркнуть из памяти и быстро забыть.(с)

[люБОЛЬ]

Но однажды все кончилось. Чайный путь был перенаправлен через Суэцкий канал. Завершилась блистательная история Троицкосавска, который был переименован в честь более известной слободы в Кяхту.



Я несколько раз был в Кяхте и с удовольствием замечаю, как город меняется к лучшему. В 1990 году, когда я сюда впервые попал, в жемчужине слободы, Воскресенском храме, был скотный двор. В разрушенном здании стада коров находили отдохновение от дневной жары.



В те молодые годы я даже не мог представить, какой упадок претерпела Кяхта в сравнении со своими золотыми временами. Ищу параллели, но ничего в голову не приходит, кроме как падение с вершины Джомолунгмы на дно Марианской впадины.
Для того, чтобы была понятна глубина пропасти, скажу лишь одно: в лучшие годы Кяхта давала от 7 до 8 процентов дохода в государственную казну. А собственно кяхтинскую слободу сегодня можно обойти за полчаса. И самым интересным объектом, кроме возрождаемой церкви, здесь будет местный супермаркет.
За счет чего же достигались в царские времена такие впечатляющие результаты? За счет торговли с Китаем. В 1727 году русским послом Саввой Рагузинским был подтвержден договор с Китаем о разграничении и торговле.



Дипломат добился монопольных условий для торговых отношений двух стран. И это даже нашло отражение в старом гербе Кяхты: в нижнем поле изображен рог изобилия. Действительность превзошла все ожидания: через кяхтинскую слободу, которая первоначально состояла из нескольких юрт и десятка лабазов, много лет монопольно ввозился чай для всей России и Европы. Можно представить себе объемы, если чай был самым популярным напитком в России, а в Англии без него день не начинался.
Конечно, слободка в одиночку такие операции провернуть не могла: ее прикрывал и защищал город, в названии которого зашифровано было имя основателя. Звался он Троицкосавск. И был известен он в России по самому большому количеству миллионеров на душу населения. Понятно, что свой интерес купцы имели, но и город развивали. Здесь впервые после столиц появилась железная дорога, синематограф. Местные церкви состязались в богатстве убранства, а в одной даже был хрустальный иконостас. Учебные заведения считались лучшими в империи, и в них одними из первых стали обучаться в России девочки.
Купцы поддерживали и Русское географическое общество. Троицкосавск стал той базой, откуда знаменитые первопроходцы начинали свои путешествия вглубь центральной Азии. Пржевальский, Обручев и многие другие не забыли добра и оставляли в местном музее самые интересные находки и личные вещи. По богатству фондов провинциальный музей может конкурировать со многими мировыми.











(Тут важны пояснения: повозку соорудили братья-декабристы Бестужевы.)










Но однажды все кончилось. Чайный путь был перенаправлен через Суэцкий канал. Завершилась блистательная история Троицкосавска, который к тому же был переименован в честь более известной слободы в Кяхту.
Когда это случилось, богатые купцы начали ее покидать и перебираться в столицы. Тогда и понесли в свой знаменитый музей уникальную обстановку из своих домашних дворцов, которую затруднительно было везти через всю России. И сейчас здесь можно увидеть просто уникальные вещи.























Теперь в Кяхте не чувствуется былого величия, но и нет разрухи 90-х годов. Город приводит себя в порядок.















И надеюсь, что когда-нибудь вернет себе и историческую славу.

Олег Августовский

[Аля]

Приглашаем посмотреть советский каталог "Пищевые концентраты".Издан в 1958 году, Министерством торговли СССР.

[Аля]

Источник: muzei-mira.com. Алексей Саврасов «Ранняя весна. Оттепель»




Источник: muzei-mira.com. Алексей Саврасов «Грачи прилетели»




Источник: gallerix.ru. Иван Вельц «Весной в окрестностях Петербурга».




Источник: wikipedia.org. Исаак Левитан «Март»




Источник: muzei-mira.com. Константин Юон «Мартовское солнце»




Источник: paintingplanet.ru. Игорь Грабарь «Мартовский снег»




Источник: muzei-mira.com. Сергей Виноградов «Весна»




Источник: gallerix.ru. Борис Кустодиев «Весна»




Источник: wikipedia.org. Исаак Левитан «Весна. Большая вода»




Источник: pinterest.com. Василий Бакшеев «Голубая весна»



Источник: gallerix.ru. Иван Шишкин «Лес весной»




Источник: wikipedia.org. Илья Остроухов «Первая зелень»

[Музей Света]

Как в XIX веке народ встретил опасную эпидемию и что предпринял московский митрополит

Осень 1830 года. Москва оцеплена военными частями, все учреждения закрыты, люди выходят на улицу крайне неохотно, а дома расставляют по всем комнатам тарелки с хлоркой — средством дезинфекции. Дважды в день издается бюллетень со свежей статистикой: сколько в городе новых заболевших, сколько смертей, сколько выздоровевших. У всех на устах одно слово: холера! В это время московскую святительскую кафедру занимал митрополит Филарет (Дроздов). Его имя часто вспоминают сегодня те, кто категорически не приемлет «чрезмерных», как им кажется, карантинных мер, ведь при святителе Филарете и храмы были открыты, и молебны служились ежедневно. Но они сильно удивятся, если узнают, как действовал и какими принципами руководствовался московский святитель на самом деле.

Как вести себя Церкви во время эпидемий? В какой мере координировать действия с гражданской властью? Любым ли санитарным предписаниям подчиняться? В уходящем году эти вопросы встали перед Русской Церковью в полную силу — впервые за сто с лишним лет.
Последняя массовая эпидемия — испанский грипп, или «испанка», — прокатилась по России в 1918–1920 годы. Но тогда Церкви было, можно сказать, не до нее — было неясно, переживет ли она вообще атеистические гонения. А в поздние советские годы эпидемии в СССР если и вспыхивали, то в ограниченном, региональном масштабе.
Этот недостаток опыта сильно ощущается сегодня, когда на Церковь нападают не только снаружи (те, кто хотели бы закрыть все храмы на бессрочный карантин), но и изнутри (часть православных, недовольных карантином и мерами по дезинфекции богослужебных принадлежностей и икон). И здесь может сильно помочь изучение опыта, накопленного Церковью в середине XIX века, когда Россия пережила по меньшей мере три серьезные холерные эпидемии.
Для Москвы это время было связано с именем митрополита Филарета (Дроздова), автора знаменитого Пространного катехизиса, инициатора перевода Библии на современный для его эпохи русский язык, иерарха, без совета с которым не решали важные дела ни Александр I, ни Николай I, ни Александр II. Действия святителя Филарета во время первой вспышки холеры в Москве подробно описал полвека спустя профессор Московской духовной академии Иван Корсунский. Как же отвечал на вызовы того времени московский святитель, один из самых авторитетных иерархов Русской Церкви за всю ее историю, ныне прославленный в лике святых?

Тезис 1.
Святитель Филарет не отрицал эпидемию и необходимость борьбы с ней и жестко противостоял отрицателям болезни

Самым действенным средством задержать распространение эпидемии в те времена был строгий карантин — изоляция заболевших по домам. В дом, где обнаруживался заболевший, приходила полиция и всем, кто в нем проживал, раздавала карантинные билеты — письменные запреты выходить из дома в течение установленного срока. Реакция на эти меры во времена святителя Филарета не сильно отличалась от нынешней. Если москвичи еще могли скрепя сердце согласиться посидеть взаперти, то за пределами городской черты возмущению порой не было предела. Какой такой карантин, когда урожай на поле не убран и сено для скотины не заготовлено!
Кто-то прятал заболевших по домам, ни под каким предлогом не допуская врачей. А кто-то вообще «не верил» в холеру, все разговоры об эпидемии называя «страшилками», запущенными не то коварными докторами, не то вовсе поляками. (Как раз осенью 1830 года в Польше, входившей тогда в состав Российской империи, вспыхнуло восстание, и поляки находились у всех под подозрением). И здесь, как нигде, гражданским властям требовалось содействие духовенства — городских и сельских батюшек, к которым «не верящие» в эпидемию обычно все-таки прислушивались и авторитету которых доверяли.
Происшествие у холерного барака. Художник: И. Владимиров
Сам святитель Филарет быстро убедился в том, что холера не миф. Когда генерал-губернатор Москвы Дмитрий Голицын разделил весь город на несколько санитарных участков, поставив над каждым своего начальника, московский святитель немедленно назначил в каждый из этих участков по ответственному священнику. Их задачи были содействовать местному начальству и «наблюдать, чтобы болящим подаваемы были… пособия религии», то есть церковные таинства, и прежде всего — Причастие.
Специально для больных холерой в Москве учредили 30 больниц, в которые московский святитель определил ежедневно ходить, сменяя друг друга, примерно сотню московских священников. Они исповедовали и причащали больных, напутствовали умиравших и, несомненно, постоянно информировали святителя об обстановке. Он прекрасно знал, что холера не просто не «страшилка», но и очень опасная болезнь. И поручил приходским священникам проводить работу с людьми, «не верившими» в эпидемию и боявшимися довериться медицине.
Что они должны были делать? Приводить свидетельства московского духовенства, ходившего в холерные больницы. Напоминать строки Священного Писания, призывающие не пренебрегать врачебной помощью: Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего — врачевание… Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими (Сир 38:1–2, 4). Предупреждать тех, кто игнорирует санитарные предписания: подвергающий односельчан риску заражения будет виновен в нарушении сразу двух заповедей: апостольской — о повиновении начальству, и Господней — о любви к ближнему. Пусть даже «начальство найдет нужным окружить стражею дом, в котором оказался больной, или умерший холерою», — священник обязан растолковать его обитателям, что иначе никак нельзя, писал святитель Филарет.
Крестный ход против холеры в Санкт-Петербурге 1830 год
Особенно строго он реагировал на случаи, когда к бунтарям присоединялись сами же священники. Бывало и такое. «Воля ваша, а, по моему мнению, эта холера не что иное, как повторение 14 декабря», — делился, к примеру, с известным литератором и государственным деятелем того времени Петром Андреевичем Вяземским один батюшка.
Много шума наделала «акция протеста» в подмосковном Карачарове, где заболел холерой и умер один из жителей. При попытке властей ввести в селе карантин его жители взбунтовались и объявили холеру несуществующей. Их поддержал и местный священник. Едва узнав об этом, святитель Филарет учинил строгое разбирательство, священника отстранил от службы, а во избежание повторения подобных инцидентов разослал всему духовенству Московской епархии послание, которое мы приведем здесь, ввиду его важности, почти целиком:
«Некоторые из простого народа… не верят, что есть в настоящее время болезнь, называемая холерою, и что болезнь сия опасна и заразительна... По таковым обстоятельствам… духовенству Московской епархии… предписывается…

1. Сомневающихся из народа, при всяком удобном случае, удостоверять, что болезнь, называемая холерою, точно в настоящее время в Москве и в некоторых других местах есть, и что она заразительна… В доказательство и в пример сего можно, между прочим, поставить градское Московское духовенство… Благодатию Божиею и силою веры и святых таинств, при употреблении предохранительных средств, большая часть Московских священников не заразились болезнью; некоторые, не многие, заразясь, излечились и выздоровели, а некоторые, или по недостатку осторожности, или по неисповедимым судьбам Божиим, заразясь, скончались, именно: один строитель монастыря (Сретенского), один протоиерей (при Воспитательном доме), восемь священников приходских и один священник домовой церкви…
2. Вразумлять народ, что предписываемые начальством предосторожности против заразительной болезни употреблять д***243;лжно послушливо и верно. Ибо если кто, поступив в противность сим предосторожностям, внесет заразу в селение, где он живет, таковой даст Богу ответ, как за нарушение заповеди повиновения начальству, так и за то, что сделался виною беды для своих собратий. (В другом документе святитель писал: «кто нарушением сих мер внесет в селение заразу, тот будет виновен в бедствии своих собратий, и согрешит против любви к ближнему, и против заповеди послушания». — Прим. ред.)
3. В церковных поучениях, с соблюдением приличия, упоминая, что праведный Бог послал сию губительную болезнь в наказание за грехи наши, возбуждать народ к молитве, покаянно, исправлению жития и к укреплению и освящению себя причащением Святых Христовых Таин...
4. Если где в селах можно иметь ведомости, издаваемые в Москве, о ходе заразительной болезни, и об относящихся к сему предмету обстоятельствах, то из сих ведомостей прочитывать народу статьи, нужнейшие для вразумления о истине и для опровержения ложных мнений...
5. Самое сие предписание можно прочитать в сельских церквах при народе, где то, по местным обстоятельствам, для вразумления народа нужным окажется».

Тезис 2.
Не отрицая эпидемию, святитель Филарет одновременно видел в ней Божий Промысл и определенное обращение к людям

За всеми заботами, связанными с необходимостью противостоять холере, святитель Филарет не забывал о духовных причинах болезни, постигшей Москву. Во всех его проповедях того времени звучит мысль, впервые высказанная еще в середине сентября: «Война, голод, мор и подобные бедствия … суть орудия правосудия Божия», которые требуют от народа покаяния и усиленной молитвы. Участие в церковной молитве и постоянное обращение к благодати Божией, преподаваемой в Его таинствах, владыка считал делом абсолютно необходимым и безотлагательным.
Не случайно в первые же дни эпидемии он лично отслужил в Успенском соборе московского Кремля несколько молебнов об избавлении от холеры. А затем обязал духовенство служить такие молебны по всей Москве «в воскресные дни, а по усердию и в другие» — до тех пор, пока болезнь не отступит.
Митрополит Филарет
Святитель, принимая болезнь как вполне объективное событие, воспринимал ее также как обращение Бога к людям и считал, что в этот момент требуется усиленная молитва и народное покаяние. Поэтому, самостоятельно инициируя карантинные мероприятия во многих духовных заведениях, одновременно он призывал людей здоровых на молитву и крестные ходы.
Владыка стремился к тому, «чтобы, по возможности, всякое место ознаменовано было молитвою, присутствием святыни и благословением Церкви». Информируя Синод о своей инициативе, он писал: «Если в продолжение войны за границеюпо всему государству приносимы были Господу Богу особенные молебствия, то при открытии губительной болезни… никак не излишне быть особенным молитвам по всему государству. Молитвы… должны быть благовременные и не поздние».
Риск, на который шел при этом владыка, был абсолютно осознанный. Он ждал, чтобы люди обратились к Богу, услышали призыв стать христианами на деле, а не только на словах. И люди услышали. В тяжелое время, когда в городе прибавилось сирот, бедных, вдов и вдовцов, резко увеличились и благотворительные взносы: случалось, жертвовали даже дома! «Да спасет Господь хотя страхом души рабов своих», — на это надеялся и об этом молился святитель Филарет.

Тезис 3.
Все действия в период эпидемии святитель предпринимал, согласовывая их с властями

Святитель Филарет застал самый расцвет эпохи, которую историки Церкви именуют синодальной. Это название несколько обманчиво. Главным органом управления Русской Церковью в эту эпоху действительно был Синод — совет церковных иерархов, но состав его поименно утверждался императором. Огромный вес имела фигура обер-прокурора Святейшего Синода — государственного чиновника в ранге министра, мимо которого не могло пройти ни одно значимое решение, касающееся Церкви. Вся система церковного управления в это время было прочно встроена в государственный бюрократический аппарат. И конечно, государственная власть тогда имела полное право распространить карантин на храмы и монастыри и полностью их закрыть — святитель Филарет это прекрасно понимал. Кроме того, в начальственной среде по отношению к эпидемии существовали разные мнения. В конечном итоге диалог с властями пришлось выносить не только на синодальный уровень, но и на уровень самого императора.
Въезд императора Николая I в Москву во время холеры 1831 года
Правивший в это время император Николай I был человек религиозный и прекрасно осознавал, как важно в периоды испытаний молиться и приступать к Причастию. Был даже такой случай. В самый разгар эпидемии учащиеся одного кадетского корпуса захотели причаститься Святых Таин, а начальство им не позволяло. Личное ходатайство святителя Филарета не подействовало. Тогда он обратился к самому Николаю I — и кадеты получили самое высочайшее разрешение, какое только могли представить. Николай I им причаститься «не только дозволил, но перекрестился от удовольствия о расположении кадетов», вспоминал позже святитель Филарет.
Это не значит, что у Николая не было вопросов к московскому митрополиту — особенно, когда он услышал, что в Москве проводятся молебны и многочасовые крестные ходы, во время которых верующие молятся на коленях. И это — в сентябре, когда легко простудиться и сделать организм более восприимчивым к холере! В конце сентября Николай I на две недели приехал в Москву, пожелав лично поддержать усилия городских властей по борьбе с эпидемией. Однажды он даже сам прошелся по московским рынкам и попросил торговцев отказаться от продажи тех овощей и фруктов, которые могут быть заражены.
Николай поинтересовался у московского митрополита, не считает ли тот опасным собирать народ в одном месте и водить людей молиться на холоде. Ответ святителя Филарета убедил царя, что тот подходит к делу абсолютно трезво и взвешенно: «число заболевающих после крестных ходов не больше, а несколько меньше, нежели во дни прежде крестных ходов». Сам Господь показывает, что Церковь действует верно, добавил владыка.
Был и политический аспект диалога: злые языки донесли Николаю, что в одной из недавних своих проповедей святитель Филарет якобы намекнул на связь московского бедствия с нечестием российской власти — он вспомнил о моровой язве, постигшей некогда Израиль в наказание за проступок царя Давида (См. 2 Цар 24:1–16). Но аргументы московского святителя императора успокоили. Святитель Филарет заверил государя, что никаких антигосударственных смыслов в его проповеди не было. И Николай его объяснение принял. Коленопреклоненные молитвы вне храма святитель Филарет вскоре отменил сам, но общественная молитва продолжалась и двери храмов остались открытыми.
Николай I во время холерного бунта на Сенной площади
Всякий раз, когда дело касалось борьбы с холерой, московский митрополит прежде всего соотносился с гражданскими властями — и не воспринимал это как досадную обязанность. Во-первых, святитель знал: организация мер по борьбе с эпидемией — это прерогатива государственной власти. Во-вторых, он и сам часто цитировал апостольскую заповедь: Всякая душа да будет покорна высшим властям (Рим 13:1). Потому и московское духовенство побуждал «внушать народу… долг повиновения начальству в предохранительных и врачевательных мерах: ибо как повиновение начальству во всем, что не противно Богу, словом Божиим предписывается, так и употребление врачебных пособий словом Божиим одобряется, хотя, без сомнения, всего паче уповать д***243;лжно на Бога».
В случаях, если святитель не получал инструкций от государства и вынужден был действовать сам, он действовал, но немедленно информировал об этом власти. Характерный пример: в начале эпидемии руководители духовных училищ и Московской духовной семинарии предложили владыке распустить по домам тех учеников, чьи родители или родственники живут поблизости. А приехавшим издалека, если и они пожелают уехать, оплатить дорогу до дома. От гражданского начальства никакого ответа не поступило, и святитель Филарет принял решение о роспуске учеников самостоятельно, но тут же направил в Синод особый рапорт, где указал причины, почему вынужден был действовать по собственной инициативе. «Избыток осторожности лучше избытка неосторожности», — рассудил он, приняв во внимание, что светские училища к тому времени уже были закрыты на карантин, а в одном из училищ духовных — Петровском — как раз занемогло пятеро учеников. И оказался абсолютно прав: распространение болезни в семинарии и училищах удалось предотвратить.

Тезис 4.
Святитель понимал значение санитарных мер, советовал их принимать, но при этом не впадать в отчаяние и страх перед болезнью

Через всю переписку святителя Филарета в это время проходит красной нитью мысль, особенно ясно сформулированная в письме наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры архимандриту Афанасию (Федорову): «От болезни берегитесь… Но не пугайтесь и не унывайте. Воля Божия во всем». Сам владыка проявлял полное доверие Богу и других тоже призывал не унывать, не паниковать и учиться уповать на Промысл Божий. «Холера увещевает, чтоб уповали на Бога», — писал он епископу Калужскому Гавриилу (Городкову).
Причащение умирающей, Художник: А. Венецианов, 1839
Вместе с тем московский святитель полностью отдавал себе отчет, что смерть от холеры может стать следствием неосторожности и недооценки опасности — человеческого произвола, а вовсе не Божьего Промысла. Некоторые из священников, ходивших исполнять свой пастырский долг в больницы, заразились и умерли — кто «по неисповедимым судьбам Божиим», а иные «по недостатку осторожности», писал он. И всюду, где мог, внедрял меры предосторожности. Московским монастырям, например, он строго наказал использовать все санитарные средства, которые предписала гражданская власть (мытье полов хлоркой и т. д.). Монахов и богомольцев на территории обителей предписывал держать на расстоянии друг от друга, чтобы избежать взаимных заражений. Если кто-то из монахов заболевал с подозрением на холеру, — вся обитель переводилась на «особое положение»: ворота закрывали и без нужды никого в монастырь не впускали.
А священникам, ходившим в больницы, святитель предписал в обязательном порядке иметь с собой средства для обеззараживания — в то время это были, как правило, мешочки с хлорной известью.
Осторожность и организованность дали результаты. В одном из писем владыка писал: «В тридцать холерных больниц… ходили у меня по чреде, ежедневно, всего до ста священников, и шесть недель холера не трогала ни одного из них». Впрочем, одиннадцать священнослужителей впоследствии все-таки заболели и скончались. Подмосковных батюшек святитель призывал не молчать и об этом – чтобы слышали те, кто «не верит» в болезнь.
Похороны умерших от холеры во время эпидемии в Санкт-Петербурге. 1908 г. Фото: Карл Булла
Самого святителя Филарета холера обошла стороной. Но это не значит, что ему не угрожала опасность. Например, в 1866 году один из духовных воспитанников святителя Филарета, архиепископ Черниговский Филарет (Гумилевский), талантливый богослов и историк Церкви, заразился холерой во время очередной эпидемии, объезжая епархию, и скончался. Впоследствии архиепископ Филарет был причислен к лику местночтимых святых Черниговской епархии.
Сравнительно легкие потери среди духовенства московский святитель объяснял действием «благодати Божией, силой веры и святых таинств», но отнюдь не бравировал этим. И никогда не пренебрегал обеззараживающими средствами, всем так же советуя беречь себя и окружающих. «Не любит она (холера) ни излишней дерзости, ни излишней робости, — писал святитель. — Следственно, учит осторожности, воздержанию, упованию на Провидение Божие».
Матери, жившей в Коломне, владыка советовал смешивать толченый марганец с солью и добавлять в получившуюся смесь разведенное в воде «купоросное масло» — говоря на современном языке, серную кислоту. Возникающая химическая реакция высвобождает газ, уничтожающий холерные бактерии, но крайне вредный для здоровья, инструктировал он свою пожилую матушку, поэтому на время обеззараживания помещения из него необходимо вынести всю мебель, а потом еще несколько часов проветривать.
Санитар, проводящий дезинфекцию возчика санитарной кареты во время эпидемии холеры в Санкт-Петербурге. 1908 г Фото: Карл Булла
А о себе писал: «Вот еще мой опыт, когда в городе холера. Когда вечером почувствую боль в голове, или тягость в теле: ложусь, хотя ранее обыкновенного, в постелю, покрываюсь довольно тепло: покой и сон дают облегчение и укрепление, и предохраняют от увеличения немощи».

---

Какой вывод мы можем сделать из всего рассказанного? Святитель Филарет явно не считал, что церковному человеку необходимо делать выбор между признанием наличия смертельно опасной болезни и реальностью духовного Божьего Промысла: «или — или». Будучи убежденным сторонником народной молитвы и усиленного богослужения в момент бедствия, святитель тем не менее не являлся ни «революционером», ни «диссидентом». Во всех своих действиях он стремился заручиться пониманием и согласием со стороны властей. В условиях эпидемии, как и в любой обстановке, он руководствовался двумя заповедями: Господней — о любви к Богу и ближнему, и апостольской — о послушании властям. И не противопоставлял санитарные меры христианской молитве и совершению таинств.
Опыт, накопленный за XIX век, был отражен в одном из важнейших для духовенства церковных руководств — «Настольной книге для священно-церковно-служителей», которая регулярно переиздавалась вплоть до начала Первой мировой войны.
К сожалению, при столкновении с первой в XXI веке эпидемией оказалось, что этот опыт большинством людей прочно забыт. А такие прецеденты советского времени, как, например, запрет на причащение и целование священных предметов в храмах во время эпидемии лета 1970 года на юге СССР, широкого распространения не имели.
Безусловно, будет еще много споров по поводу того, что произошло в 2020 году и как это повлияло на церковную жизнь. Но ясно одно: сам исторический опыт жизни Церкви в условиях эпидемий еще ждет своих исследователей.
Читайте также:
Эпидемии холеры в Москве: как боролись и что делала Церковь?

[люБОЛЬ]

Игорь Грабарь. Крестьяне-ходоки на приёме у Ленина. 1920—1939

Бросив взгляд на заглавную картину, читатели поста, вероятно, решат, что речь пойдёт о типичном советском художнике. Советском — пожалуй, хотя уже в досоветский период он был знаменит, но уж точно не типичном...
Игорь Эммануилович Грабарь (1871—1960), со дня рождения которого 25 марта исполнилось 150 лет, сыграл весьма значительную роль в повороте советского искусства от революционного авангарда к классической традиции в 30-е и 40-е годы. Автор этих строк, будучи в данном художественном споре скорее на стороне авангарда, не станет отрицать яркость и колоритность такого деятеля, как Грабарь. В 20-е годы он дружил с Натальей Седовой-Троцкой, которая тогда была большой фигурой в культурной политике СССР, в 40-е годы так же непринуждённо чувствовал себя в кабинете Сталина. О художнике Грабаре можно написать очень много, не меньше и о нём как об искусствоведе. Но с точки зрения истории его значение весьма выпукло рисует один эпизод художественной борьбы 40-х годов.
Собственно говоря, поворот советского искусства к традиции уже совершился, ещё в середине 30-х, его обозначили статьи в «Правде» «О художниках-пачкунах», «Сумбур вместо музыки», «Балетная фальшь» и т.д., которые, казалось бы, должны были дать всем понять, как теперь следует относиться к искусству первых революционных лет. Но не все поняли... А вот Игорь Эммануилович чётко ухватил суть этого нового отношения и выразил его с присущей ему ёмкой афористичностью (см заголовок поста).


Борис Кустодиев. Портрет Игоря Эммануиловича Грабаря. 1915

В разговоре с коллегами-художниками Грабарь мимоходом назвал советское искусство «г*вном». Они решили было, что это случайная реплика, но не тут-то было. Из выступления художника Е.А. Кацмана в 1947 году:
Тов. Кацман: «Мы сначала не обратили внимания на эти слова и на эту мысль, но Грабарь сам в каком-то озлобленном и повышенном тоне сказал: «И вообще должен вам сказать, что Президиум Академии Наук презирает советское г…вно в академической среде». Во всяком случае, он выразил такую мысль, что Академия Наук, как учреждение, отрицательно относится к советскому искусству. Кроме того, сделавши паузу, как будто что-то вспоминая, он вдруг сказал: «Должен вам сообщить, что в беседе с товарищем Молотовым о советском искусстве…»
Где была беседа, с кем беседа — это для меня осталось неясным.
Тов. Перельман: Он ясно сказал где — при формировании Парижской выставки.
Тов. Кацман: Товарищ Молотов выразил такую мысль, что с советским искусством дело не может выйти, в смысле самого искусства мы не можем конкурировать с Европой и Америкой; мы можем зато брать тематикой и агитацией.
Тут кончилось заседание, мы пошли одеваться и, когда надевали пальто, Грабарь, обнявши меня за плечи, иронически и ядовито сказал: «Да, Евгений Александрович, вот Вы всё мечтаете о продолжении великих традиций русского искусства, не выйдет, не выйдет, — г…вно, г…вно наше искусство».
Я начал понимать, что выступление Грабаря совершенно невозможное, непозволительное, и первое, что мне хотелось — мне хотелось сказать, что он противоречит себе в вопросах традиций нашего искусства. И я сказал ему: «А не знаете ли Вы такого советского художника, который помогает делу передачи традиций советскому искусству, фамилия его Грабарь, он написал книги — о Репине и о Серове». Он на это ничего не ответил, а я ещё сказал следующее: «Я не могу согласиться с Вашими предсказаниями, потому что я думаю, что наша великолепная советская страна должна родить и великолепное советское искусство». Он меня перебил и сказал: «Да, да, страна — великолепная, а искусство г…вно».

Совсем незадолго до этого разговора Игорь Эммануилович побывал на приёме у Сталина, и просто лаконично разъяснял коллегам-художникам суть новой художественной политики, идущей с самого верха. Ведь кем были оппоненты Грабаря? Тот же Евгений Кацман в 1936 году был под обстрелом самой газеты «Правда» в числе «художников-пачкунов». Маститый историк искусства Владимир Кеменов (1908—1988) тогда писал о нём в главной партийной газете в статье «Против формализма и натурализма в живописи»: «В групповых портретах Кацмана (пионеры, семья и др.) слащавая умилённость людьми превращает их в каких-то святых, у которых розовато-бледные лица, сияющие в самых неожиданных местах, просветлённо-наивные глаза, серьёзно сжатые губы и молодцевато-умный, проникновенный взгляд. Даже композиция у Кацмана построена, как иконостас: одна фигура приставляется к такой же другой, другая — к третьей, и так без конца. Можно приписать или урезать сколько угодно близнецов — «пионеров» или «крестьян», киот от этого ничуть не пострадает».


Евгений Кацман (1890—1976). «Калязинские кружевницы». 1928

Примерно такому же обстрелу подвергались и другие единомышленники Кацмана. К 1947 году они могли бы уже кое-что понять... Однако продолжали не понимать и возмущаться.


Карикатура на творчество Е. Кацмана, А. Тышлера и других художников-авангардистов. 1936 год

«Тов. Перельман: Это не первый раз у нас с ним была дискуссия на эту тему... Грабарь всегда приходил в неистовство, когда поднимался этот вопрос, он только не прибегал к таким антисоветским формулировкам. Он просто говорил, что мы не имеем права ставить вопрос и равняться с такими гигантами, как Врубель, Серов и др. «Вот когда умрём, тогда и можно разобраться в этом!.. То, что я делаю, это дерьмо в сравнении с Врубелем и Серовым, давайте кончим об этом разговор, и вообще то, что делают советские художники, это г…вно по сравнению со старыми мастерами».
Тогда я вступил в полемику с ним и сказал: «Представьте, что Вам будет поручено — Вы знаете о триумфальном шествии нашего искусства за границей — поехать с этой выставкой. Как же Вы можете с такими установками поехать?» Он ничего не ответил.
Мы решили прервать на этом разговор… По существу говоря, он, очевидно, хотел сказать, что мы, советские художники, не можем идти ни в какое сравнение со старыми мастерами… Но ведь советское искусство становится и сделалось уже передовым искусством всего мира! Грабарь... говорит: «Я должен Вам прямо сказать — академики ничего не принимают из советского искусства». Что это значит: «не принимают», как «не принимают»? <…> Когда мы вышли с этого заседания, мы заговорили настоящим, правильным политическим языком. Плохо, что на заседании об этом не заговорили! Плохо, что мы немедленно не собрали специального Правления. Поэтому я считаю правильно ставить вопрос о Грабаре не только в аспекте его высказываний на нашем Правлении — это сузит вопрос — а надо ставить вопрос о всей деятельности Грабаря в целом».
Бедолаги, право слово.
Теперь мы, конечно, понимаем, что советское искусство, включая и авангард первых революционных лет, и соцреализм 40-х и 50-х годов, вовсе не было «дерьмом» или «г...вном» по сравнению со «старыми мастерами». Просто таков уж был поворот политической линии 40-х годов, что традицию следовало ставить выше современности и уж тем более выше искусства первых революционных лет. Кто сказал «Термидор» и «Брюмер»? Но, кстати, ни Термидор, ни Брюмер не отвергают начисто революционное наследство, просто они его соединяют, более или менее органично, с наследием дореволюционной традиции. А с другой стороны, и Термидор, и Брюмер готовят Реставрацию, которая уже ставит такую задачу: стереть начисто всё революционное наследство, включая и область искусства. Это то, что мы, между прочим, наблюдаем сейчас в бывшем СССР и особенно ярко — на Украине, где беспощадно громят всё, оставшееся от советской эпохи, не стесняясь ни художественной, ни исторической ценностью подлежащего погрому. (В своё оправдание они могли бы повторить слова Игоря Эммануиловича, что «советское искусство — это г...вно», хотя с его словами про «замечательную страну» уже не согласились бы...) Сумеем ли мы предотвратить такой же масштабный погром в России? Пока что этот вопрос остаётся открытым...

В заключение стоит заметить, что революционная тема, в общем-то, нетипична для искусства Грабаря. А что типично? Пейзажи, например, полюбившаяся народу (судя по количеству репродукций в советское время) «Рябинка» (1915):



Или бесчисленные изображения зимнего инея, в которых Грабарь считался непревзойдённым мастером:


И. Грабарь. Зимнее утро. 1907

В меньшей степени — портреты.


Игорь Грабарь. Автопортрет с палитрой (в белом халате). 1934


Игорь Грабарь. Автопортрет. 1952


Игорь Грабарь. В.И. Ленин у прямого провода. 1927-1933

[Аля]

Зима всегда было любимым временем года для миллионов советских детей и взрослых. Это были большие сугробы, обильные снегопады, серебряные искры на белых простынях под морозными солнечными лучами. Кто помнит советские зимы, тот вспоминает о них с ностальгией.
Давайте поностальгируем и мы, и окунемся в атмосферу зимы - той, какой она была в советское время!





Зимой все от мала до велика вставали на лыжи или коньки. А в парках и на лыжных трассах можно было выпить горячего чая с кубиком сахара. Это был вкусный чай, без химии и добавок




Советские зимние фото - это атмосфера радости и счастья, мороза и свежести.




Особо стойкие ныряли в прорубь. Закаляйся, если хочешь быть здоров! - был девизом многих советских граждан. И ведь не болели!
На этом фото в Моску-реку ныряют столичные моржи в 1959-м году. А сфотографировал их удивленный американский фотограф




Ели одевали зимой белые шубы. Сейчас они в Москве по большей части серые




Шапки-ушанки и валенки....




С утра до ночи во время зимних каникул хоккейная коробка была заполнена ребятней




А катались на санях зимой по всему Союзу! Даже в Средней Азии. Вот, например, типичная картина зимней Алма-Аты




А на катках было негде яблоку упасть. Ведь не было компьютеров и ютуба, инсты и сайтов знакомств. Все общались ВЖИВУЮ и радовались всему, что вокруг




Все считали минуты до звонка - так хотелось поскорей из стен школы выбежать во двор и веселиться, играть до темноты...




Троллейбусы и машины зимой замедляли ход...




Вот - типичная картины окраины любого крупного города. Как хочется сейчас туда!




А вот еще один Привет из зимней солнечной Алма-Аты




А это Ярославль. Интересные санки, правда




В общем, снежные зимы советского времени, которое вместе со всеми радостями у нас отняло время... до сих пор живы. В памяти старшего поколения и этих фотографиях.

(с)

[Музей Света]

01. Речка Кяхта



02. Тарантас и чайный обоз в окрестностях Кяхты


03. Вид под Кяхтой


04. На Усть-Керань


05. На Усть-Керань. Пикник на природе


06. Усть-Кирань на реке Чикой (дачи кяхтинцев)


07. Усть-Кирань. Вид на дачные участки кяхтинцев


08. Усть-Кирань. Вид на дачные участки кяхтинцев


09. Усть-Кирань. Вид на дачные участки кяхтинцев


10. Вид на реку Селенгу с Англичанского утеса


11. Кедры у станции «Гуджирка»


12.Лесные гари на Хамар-Дабане


13. Лесные гари на Хамар-Дабане


14. Лесные гари на Хамар-Дабане


15. Около станции «Темник»


16. У станции «Мысовая»


17. У станции «Мысовая»


18. Водопад на реке Мысовая


19. Водопад на реке Мысовая


20. Байкальский пароход


21. Байкальский пароход

22. Вид на мистерию Цам


23. Кумирня и палатки лам


24. Кумирня

( С)

[люБОЛЬ]

Старинные образцы русского зодчества реставрируют в музее под открытым небом «Ангарская деревня». А экспонаты там действительно уникальные — сделанные руками еще первопроходцев Сибири. В ближайшее время в этом памятнике истории и архитектуры планируют воссоздать весь комплекс Братского острога, которому этим летом исполнится 390 лет.

[Аля]

Жизнь под грифом «Секретно»: Никас Сафронов представил галерею с портретами легендарных разведчиков


Легенда советской внешней разведки Павел Судоплатов

[Музей Света]

[Музей Света]

[Музей Света]

[люБОЛЬ]

Май 1945-го. Командир 9-й американской армии генерал Уильям Симпсон награждает генерала Александра Горбатова орденом «Легион почёта»

21 марта исполнилось 130 лет со дня рождения генерала армии Александра Васильевича Горбатова (1891—1973). Биография Горбатова сложилась круто и по-своему уникально: комбриг не только был арестован в эпоху «ежовщины», но и освобождён накануне войны, а позднее стал заметной общественной величиной в эпоху хрущёвской «оттепели». «Совсем немногие оттуда перед войной вышли — Рокоссовский, Мерецков, вот я...», — говорил он сам. Горбатов принял участие в первых же боях с немцами и в конце 1941-го получил генеральское звание. Закончил войну на Эльбе и в Берлине — он был одним из первых советских комендантов немецкой столицы.
В 1964 году главный советский либеральный журнал «Новый мир» опубликовал воспоминания генерала, название для которых предложил главный редактор журнала Александр Твардовский: «Годы и войны». Горбатов сразу согласился... Твардовскому понравилось, что Горбатов нарушил хронологический порядок повествования. Он говорил: «Горбатов инстинктивно сделал художественно - сначала взял круто, с самого трагического момента: арест, тюрьма, а потом на покосе за лагерем, где есть время подумать, припомнил детство, юность, как уходил на мировую войну...»
«Годы и войны» стали одной из знаковых публикаций эпохи хрущёвской «оттепели», в которых рассказывалось об арестах эпохи «ежовщины» и лагере на Колыме, где побывал комбриг. Отрывки из мемуаров:

(Арест в октябре 1938 года).
«Под конвоем я вышел из гостиницы. Меня втолкнули в легковую машину. Ехали молча. Трудно передать, что я пережил, когда меня мчала машина по пустынным ночным улицам Москвы. Но вот закрылись за мной сначала массивные ворота на Лубянке, а потом и дверь камеры. Я увидел каких-то людей, поздоровался, и в ответ услышал дружное: «Здравствуйте!». Их было семь. После недолгого молчания один из них сказал:
— Товарищ военный, вероятно, думает: сам-то я ни в чём не виноват, а попал в компанию государственных преступников... Если вы так думаете, то напрасно! Мы такие же, как вы. Не стесняйтесь, садитесь на свою койку и расскажите нам, что делается на белом свете, а то мы давно уже от него оторваны и ничего не знаем.
Мои товарищи по несчастью особенно интересовались положением в гитлеровской Германии. Позднее я узнал, что все они в прошлом ответственные работники. Произвели они на меня впечатление культурных и серьёзных людей. Однако я пришёл в ужас, когда узнал, что все они уже подписали на допросах у следователей несусветную чепуху, признаваясь в мнимых преступлениях за себя и за других. Одни пошли на это после физического воздействия, а другие потому, что были запуганы рассказами о всяких ужасах. Мне это было совершенно непонятно. Я говорил им: ведь ваши оговоры приносят несчастье не только вам и тем, на кого вы лжесвидетельствуете, но также их родственникам и знакомым. И наконец, говорил я, вы вводите в заблуждение следствие и Советскую власть. Ведь некоторые подписывались под клеветой даже на давно умершего Сергея Сергеевича Каменева! Но мои доводы никого не убедили. Некоторые придерживались странной «теории»: чем больше посадят, тем лучше, потому что скорее поймут, что всё это вреднейший для партии вздор.
— Нет, ни при каких обстоятельствах я не пойду по вашей дороге, — сказал я, и, так как они доказывали мне свою правоту, у меня сначала пропало к ним сострадание, а потом я почувствовал даже отвращение к этим трусам. Я так рассердился, что сказал им:
— Своими ложными показаниями вы уже совершили тяжёлое преступление, за которое положена тюрьма...
На это мне иронически ответили:
— Посмотрим, как ты заговоришь через неделю!»


А.В. Горбатов

(Следствие).
«На четвёртый день меня вызвал кто-то из начальников. Сначала он спокойно спросил, представляю ли я, к чему себя готовлю, хорошо ли это продумал и оценил? Потом, когда я ответил, что подумал обо всем, он сказал следователю: «Да, я с вами согласен!» — и вышел из комнаты.
На этот раз я долго не возвращался с допроса.
Когда я с трудом добрался до своей камеры, мои товарищи в один голос сказали:
— Вот! А это только начало.
А товарищ Б. тихо мне сказал, покачав головой:
— Нужно ли всё это?
Допросов с пристрастием было пять с промежутком двое-трое суток; иногда я возвращался в камеру на носилках. Затем дней двадцать мне давали отдышаться.
Больше всего я волновался, думая о жене. Но вдруг я получил передачу — пятьдесят рублей, и это дало мне основание верить, что она на свободе. [...] До сих пор в моих ушах звучит зловеще шипящий голос [следователя] Столбунского, твердившего, когда меня, обессилевшего и окровавленного, уносили: «Подпишешь, подпишешь!». Выдержал я эту муку во втором круге допросов. Дней двадцать меня опять не вызывали. Я был доволен своим поведением. Мои товарищи завидовали моей решимости, ругали и осуждали себя, и мне приходилось теперь их нравственно поддерживать. Но когда началась третья серия допросов, как хотелось мне поскорее умереть!»

(Суд).
«Суд длился четыре-пять минут. Были сверены моя фамилия, имя, отчество, год и место рождения. Потом председатель спросил:
— Почему вы не сознались на следствии в своих преступлениях?
— Я не совершал преступлений, потому мне не в чем было и сознаваться, — ответил я.
— Почему же на тебя показывают десять человек, уже сознавшихся и осуждённых? — спросил председатель.
У меня было в тот момент настолько хорошее настроение, и я был так уверен, что меня освободят, что осмелился на вольность, в чём впоследствии горько раскаивался. Я сказал:
— Читал я книгу «Труженики моря» Виктора Гюго. Там сказано: как-то раз в шестнадцатом веке на Британских островах схватили одиннадцать человек, заподозренных в связях с дьяволом. Десять из них признали свою вину, правда не без помощи пыток, а одиннадцатый не сознался. Тогда король Яков II приказал беднягу сварить живьём в котле: навар, мол, докажет, что и этот имел связь с дьяволом. По-видимому, — продолжал я, — десять товарищей, которые сознались и показали на меня, испытали то же, что и те десять англичан, но не захотели испытать то, что суждено было одиннадцатому.
Судьи, усмехнувшись, переглянулись между собой. Председатель спросил своих коллег: «Как, всё ясно?» Те кивнули головой. Меня вывели в коридор. Прошло минуты две.
Меня снова ввели в зал и объявили приговор: пятнадцать лет заключения в тюрьме и лагере плюс пять лет поражения в правах...
Это было так неожиданно, что я, где стоял, там и опустился на пол».

(В лагере).
«Моим соседом по нарам был в колымском лагере один крупный когда-то работник железнодорожного транспорта, даже хвалившийся тем, что оклеветал около трёхсот человек. Он повторял то, что мне уже случалось слышать в московской тюрьме: «Чем больше, тем лучше — скорее всё разъяснится». Кроме того. в массовых арестах он видел какую-то «историческую закономерность», приводил примеры из времён Ивана Грозного и Петра Первого... [...] Однажды, будучи выведенным из терпения, сказал ему:
— Ты и тебе подобные так сильно запутали клубок, что распутать его будет трудно. Однако распутают! Если бы я оказался на твоём месте, то давно бы повесился...
На следующее утро его нашли повесившимся. Несмотря на мою большую к нему неприязнь, я долго и болезненно переживал эту смерть».

«До нас дошёл слух, будто арестован Ежов со своими «опричниками». Многие этому сразу поверили и говорили, что Ежов и его приближённые просто куплены нашими врагами. В связи с этим слухом поднялось настроение у лагерников. Говорили даже, что скоро начнётся массовый пересмотр дел. В числе многих и я уже предвкушал своё освобождение.
Лишь меньшая часть заключённых не придавала никакого значения этим слухам.
К сожалению, они оказались правы. Изменений никаких не последовало».

(Освобождение).
«Позднее я узнал, что жена не переставала обивать пороги НКВД, прокуратуры, Верховного суда и Наркомата обороны. Наконец 20 марта 1940 года она получила конверт со штампом Верховного суда. Долго не решалась его вскрыть, а вскрыв, заплакала. Её уведомляли, что пленум Верховного суда отменил приговор в отношении меня и предложил пересмотреть моё дело заново.
Большую роль в этом решении имело выступление в мою защиту С.М. Буденного на пленуме Верховного суда. Он сказал, что знает меня как честного командира и коммуниста. Об этом я узнал позднее от одного из военных прокуроров, который тоже был на этом пленуме».


Маршал С.М. Будённый (1883—1973)

«В тот же день зашёл в Наркомат обороны. Встреча с Маршалом Советского Союза С.К. Тимошенко была сердечной. Я доложил о своём возвращении из «продолжительной и опасной командировки»...
— Рад видеть вас, Александр Васильевич, живым. Ну, а здоровье будет! Отдыхайте, поправляйтесь, а там и за работу. Я дал уже указание о восстановлении вас в кадрах армии и о выплате содержания по занимаемой должности за все тридцать месяцев.
Горячо поблагодарив, я вышел из кабинета. Хотелось поделиться своей радостью, своим счастьем... Но жена оказалась больна и ждала меня в Саратове. Стало известно, что отец её погиб в лагерях. Брат Юрий тоже был арестован. Позднее мы узнали, что его расстреляли в 1938 году.
Мы получили путёвки в подмосковный санаторий «Архангельское». Через месяц, окрепшие, уехали продолжать свое лечение и отдых в Кисловодск».


Мемуары А. Горбатова, напечатанные отдельной книгой в 1965 году

Уже в эпоху «оттепели» генерал добился исключения из партии своего бывшего следователя Якова Столбунского. Новомирец Владимир Лакшин писал: «Горбатов побывал всё же на собрании в жэке, где Столбунского исключали из партии. Тот, смертельно испуганный, повторял как заведённый: «Горбатова я пальцем не тронул, пальцем не тронул...» Лгал, конечно. Но защищался он, помнится, ссылкой на то, что Горбатов так и не подписал на себя вынужденного «признания» в предательстве Родины, а ведь кругом все подписывали...»

В годы перестройки о генерале Горбатове снова вспомнили. В №20 журнала «Огонёк» за 1988 год появился пространный очерк Владимира Лакшина о генерале, а точнее — об их дружбе с Александром Твардовским и редакцией «Нового мира». А в 1992 году был снят художественный фильм «Генерал» об Александре Горбатове. Одна из впечатляющих сцен фильма — напряжённый разговор между Константином Рокоссовским и его подчинённым Горбатовым. Два военачальника, два бывших зэка, два реабилитированных... Александр Васильевич обеспокоенно говорит:


К.К. Рокоссовский (1896—1968)

— Армия оказалась в мешке. Хорошо, если успеем выбраться.
— Чепуха. Перед вами пустота.
— Эта пустота организованная. Ловушка.
— Садись, Александр Васильевич, садись... Послезавтра государственный праздник. Хорошо бы взять город к празднику. В подарок... Понимаешь, как это важно для Красной Армии, для нашего фронта, да и для тебя лично. Другой такой возможности у тебя не будет, это я тебе точно говорю... Александр Васильевич, кто не рискует, тот не выигрывает. А эта игра стоит свеч. Ведь ты же азартный человек.
— Товарищ командующий. Решение мною принято. Приказы отданы...
— Встать! Смирно! Приказываю отвод прекратить. Армию повернуть на город.
— Стоять смирно буду. Армию на тот свет не поведу.
— Отказ от выполнения приказа на поле боя? Неслыханно, — говорит шокированный Рокоссовский и уходит.
В следующей сценке выясняется, что генерал Горбатов был прав, и предотвратил попадание своей армии в «мешок». Однако проповедь невыполнения боевого приказа как образцового военного поведения очень характерна для эпохи перестройки... Все приметы которой очень хорошо отпечатались в этом фильме.
А одно нарушение Горбатовым приказов, а заодно и закона, в период войны стало предметом рассмотрения самого Сталина. Он заметил:
— Да, это на него похоже. Горбатова только могила исправит.
После чего вынес свой вердикт: «Преступление налицо, но поскольку, как вы говорите, он не преследовал личной выгоды, на деле надо поставить точку».

А это, в заключение, отзыв К. Рокоссовского: «Александр Васильевич Горбатов — человек интересный. Смелый, вдумчивый военачальник, страстный последователь Суворова, он выше всего в боевых действиях ставил внезапность, стремительность, броски на большие расстояния с выходом во фланг и тыл противнику. Горбатов и в быту вёл себя по-суворовски — отказывался от всяких удобств, питался из солдатского котла».( С )

[Аля]

Он реже встречается, чем те что я уже представил на своем канале. А полное его название "Каталог Маслобойно-жировой промышленности", Министерства промышленности продовольственных товаров СССР, Москва 1957 год.
Приятного просмотра!