Братский Музей Света - в здании "Элегант-Падун"

[люБОЛЬ]

ХАЗАНОВ Дмитрий
Член Ассоциации историков Второй мировой войны, кандидат технических наук

Дмитрий Хазанов — о переброске людей и заводов в первый год Великой Отечественной войны

© Михаил Савин/ТАСС

Эвакуация в первый период Великой Отечественной войны из наиболее подверженных угрозе районов СССР на восток оказалась уникальной в мировой истории, поистине героической и одновременно драматической эпопеей. Это стало массовым вынужденным перемещением населения, промышленных предприятий, колхозов и совхозов, культурных и научных учреждений, запасов продовольствия, сырья и других ценностей.
Сейчас известно, что в течение мая — первой половины июня 1941 года в Москву поступали многочисленные доклады разведчиков, дипломатов, политиков о подготовке Германии к нападению на СССР, завершении развертывания их войск на западных границах Союза. Правда, поскольку немцы широко проводили кампанию дезинформации, то имелись и сведения противоположного толка. Кроме того, Иосиф Сталин был уверен, что если Адольф Гитлер и нападет на СССР, то не в ближайшее время — ему это представлялось невыгодным для Германии до завершения войны с Великобританией, поскольку открытие второго фронта грозило гибелью Тысячелетнего рейха.
Как мы теперь знаем, в Берлине под воздействием молниеносных побед на Западе рассуждали иначе. К тому же гитлеровцы рассчитывали, как это им удалось в порабощенных странах Европы, использовать огромный промышленно-экономический потенциал, имущество сотен колхозов и совхозов и людские ресурсы Союза в собственных интересах.

Взять ситуацию в руки

Поскольку нападения Германии Сталин не ожидал, то до объявления войны не существовало каких-либо серьезных эвакуационных планов, хотя, надо признать, что все же некоторые идеи в этом направлении обдумывались. Так, когда 21 апреля 1941 года Совнарком СССР вынес постановление "О мероприятиях по улучшению местной противовоздушной обороны г. Москвы", была создана специальная комиссия по эвакуации населения из столицы в военное время во главе с председателем Моссовета Василием Прониным. 3 июня эта комиссия представила Сталину проект постановления Совнаркома СССР "О частичной эвакуации населения г. Москвы в военное время". Документ предусматривал перемещение до трети населения столицы.

Тем не менее на докладную записку председателя комиссии вождь наложил резолюцию: "Ваше предложение о "частичной" эвакуации населения Москвы в "военное время" считаю несвоевременным. Комиссию по эвакуации прошу ликвидировать, а разговоры об этом прекратить. Когда нужно будет и если нужно будет подготовить эвакуацию — ЦК и СНК уведомят Вас".
В итоге стихийно начавшаяся эвакуация потребовала от советских людей огромного физического и морального напряжения. Внезапность нацистской агрессии, громадные размеры развернувшегося театра военных действий, массированные удары с воздуха, артиллерийские обстрелы, превращение многих городов и сел в арену ожесточенных сражений — все это создавало исключительные сложности.

Незадолго до начала войны, в апреле-мае 1941 года, делались попытки предусмотреть, какие предприятия и в какой последовательности должны быть эвакуированы в глубь страны… Были поставлены задачи по разработке планов эвакуации, планов минирования и подрыва объектов, которые не могли быть вывезены на восток… То, что в самом начале войны пришлось создавать специальные органы по эвакуации и решать эти вопросы, которые должны быть заранее спланированы, говорит о том, что таких разработок в Совнаркоме не имелось
Юрий Горьков
Генерал-полковник, консультант Генерального штаба по вопросам военной истории



Солдаты грузят оборудование завода для эвакуации, 1941 год
© Sovfoto/Universal Images Group via Getty Images

Упущение устранили на третий день войны.24 июня 1941 года, еще до создания Государственного комитета обороны, постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР "для руководства эвакуацией населения, учреждений, военных и иных грузов, оборудования предприятий и других ценностей" при СНК СССР был создан Совет по эвакуации в составе Лазаря Кагановича (председатель), Алексея Косыгина (заместитель председателя), Николая Шверника (заместитель председателя), а также Бориса Шапошникова, Сергея Круглова, Петра Попкова, Николая Дубровина и П.И. Кирпичникова. Поскольку основной объем людей и грузов собирались вывезти на восток по железной дороге, то наркома путей сообщения Лазаря Кагановича Сталин решил назначить председателем совета. Позже руководство Союза признало недостаточно определенными и соответствующими моменту первые шаги деятельности Кагановича, его оставили в составе совета, но председателем по предложению Сталина утвердили кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б), секретаря ВЦСПС Николая Шверника.
В течение же первых нескольких суток существования совета в его персональный состав непрестанно вносились изменения, к работе в нем привлекались лучшие организаторы страны — были включены кандидатуры Анастаса Микояна, Лаврентия Берии, Михаила Первухина, Виктора Абакумова и др.

27 июня 1941 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) все-таки приняли постановление "О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества", а еще через день в другом документе потребовали: "При вынужденном отходе частей Красной армии угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего". Однако враг с первых часов войны подверг многие узловые и промежуточные станции Брест-Литовской, Белостокской, Ковельской, Белорусской, Литовской, Юго-Западной, Винницкой, Одесской и Кишиневской железных дорог массированным бомбардировкам, поэтому выполнить указание руководства страны было чрезвычайно трудно.

Белоруссию на рельсы

Враг стремительно наступал. В исключительно тяжелых условиях проводилась эвакуация производительных сил с территории Белорусской ССР. По воспоминаниям первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Пантелеймона Пономаренко, Сталин первоначально не хотел верить, что обстановка столь критична, а в западных областях республики эвакуация стала уже невозможной, и только после настойчивого призыва, мол, иначе будет поздно, согласился. Была срочно создана республиканская комиссия во главе с председателем Совнаркома БССР Иваном Былинским.
В основном вывозились люди и ценности из восточных районов советской Беларуси. Только из Гомеля и области ежедневно отправлялось в тыл не менее 250–300 вагонов с эвакогрузами. К примеру, лишь для вывоза оборудования "Гомсельмаша", паровозоремонтного и станкостроительного заводов потребовалось более 2,5 тыс. вагонов и платформ. Следует не забывать, что часто погрузка производилась под обстрелами и бомбардировками неприятельскими самолетами.
Несколько позже, 18 августа 1941 года, в докладной записке на имя председателя ГКО Сталина Пономаренко сообщил, что наиболее значительные предприятия эвакуированы из Белоруссии полностью, в том числе Могилевский авиазавод, Кричевский цементный завод, судоремонтные мастерские и др. В записке также указывалось, что в тыловые районы удалось вывезти более 16,5 тыс. единиц ценного технологического оборудования, 842 т цветных металлов, 44 км силового кабеля, более 3,4 тыс. вагонов готовой продукции, свыше 2130 вагонов металлолома, а также 44 765 т зерна, 600 тыс. голов скота, 4 тыс. тракторов, 400 комбайнов, 150 молотилок и многое другое. Всего же из Белоруссии было эвакуировано свыше 1,5 млн человек, 109 крупных и средних заводов и фабрик.

Оборудование завода перед эвакуацией, 1941 год
© Sovfoto/Universal Images Group via Getty Images

В условиях быстро ухудшающейся военной обстановки нередко приходилось ограничиваться вывозом только наиболее важных и технически современных агрегатов, станков, машин и механизмов. Одним из основных правил, которые стремились соблюдать местные органы во время демонтажа и перемещения предприятий, было сохранение комплектности грузов. Эшелоны с ценным оборудованием формировались так, чтобы каждый из них (а иногда частично) мог бы на новом месте быстро развернуться в самостоятельное предприятие и выпускать необходимые фронту и стране товары.

Наше положение осложнялось тем, что многие предприятия прифронтовых районов до последней возможности должны были давать продукцию для обеспечения нужд обороны. Наряду с этим нужно было своевременно подготовить оборудование промышленных объектов к демонтажу и эвакуации, которую приходилось часто осуществлять под артиллерийским обстрелом и вражескими бомбардировками. Между тем необходимого опыта планирования и проведения столь экстренного перемещения производительных сил у нас не было. Помню, как по заданию директивных органов мы специально разыскивали в архивах и библиотеках Москвы, в том числе в Государственной библиотеке им. В.И. Ленина, хотя бы отрывочные сведения об эвакуации во время Первой мировой войны, но найти почти ничего не удалось. Опыт приобретался в ходе военных действий


Николай Дубровин
Заместитель наркома путей сообщения и начальник Грузового управления НКПС

Роль железнодорожного транспорта в проведенной масштабной операции трудно переоценить. Однако за первые десять дней войны гитлеровцы захватили шестую часть железных дорог СССР. В результате к первым числам июля станционные пути, ветки, тупики столичного узла оказались забиты вливавшимися со всех направлений поездами. На запад движение долгое время просто отсутствовало. Москва и вокзалы превратились в головную базу снабжения войск и перевалки военных грузов с железнодорожных вагонов на автомобильный транспорт.

Транспортировка из Украины

Эвакуация из каждой республики и области имела свою специфику. Когда в середине августа на восток потянулись эшелоны с населением и оборудованием с левого берега Днепра, то местными органами власти руководил партийно-хозяйственный аппарат во главе с уполномоченными ГКО и Совета по эвакуации председателем СНК УССР Леонидом Корниецом и заместителем наркома черной металлургии СССР Александром Шереметьевым. 20 августа с запорожских заводов ушел первый эшелон, после чего масштабы эвакуационных перевозок ежесуточно нарастали. Завершалось перебазирование важнейших предприятий Днепропетровска, а после его захвата противником (25 августа) эвакуация продолжалась в левобережные районы области.
Из Запорожья вывезли такие предприятия, как "Запорожсталь", "Днепроспецсталь", "Коксохимзавод", Алюминиевый завод им. С.М. Кирова и другие. А то, что не смогли вывезти, старались уничтожить.

С правого берега гитлеровцы просматривали заводы. Враг видел, как увозят оборудование запорожских предприятий, бомбил и ежедневно обстреливал территории заводов артиллерийским и минометным огнем. Ежедневно были раненые и убитые. Но люди работали, спешили. Были дни, когда из Запорожья уходило по 800–900 вагонов, груженных оборудованием и материалами

Александр Шереметьев
Заместитель наркома черной металлургии СССР

В обычных условиях для перевозок по железным дорогам негабаритных грузов и так называемых тяжеловесов применялись специальные платформы, но их под рукой не оказалось. Тогда для вывоза оборудования крупнейших предприятий Украины приспособили стандартные 60-тонные платформы, предварительно их усилив. На них грузили станины прокатных станов и другое неразъемное оборудование. Нашли и другой выход — для транспортировки особо тяжелых грузов использовались тендеры от паровозов класса ФД.

Эвакуация завода, 1941 год
© Sovfoto/Universal Images Group via Getty Images

Чрезвычайно сложной задачей являлось перебазирование энергетического хозяйства Украины, которое нельзя было демонтировать одновременно с другими оборонными предприятиями. Ведь значительная часть из них выполняла срочные заказы фронта, и перебои в подаче электроэнергии могли иметь крайне негативные последствия. Поэтому переброска из угрожаемых районов основного оборудования таких крупных электростанций, как Киевская, Кураховская, Северо-Донецкая, Штеровская ГРЭС, Одесская ТЭЦ, проходила перед самым отходом советских войск. Так, например, на Днепропетровской ГЭС местные работники успели снять только некоторые детали с трех турбин, а саму плотину пришлось взорвать.
Всего с территории Украины с июля по октябрь 1941 года вывезли в тыл около 500 крупных промышленных предприятий, свыше 6 млн голов скота, 1667,4 тыс. т зерна и 269,5 тыс. т зерновых продуктов, тысячи тракторов, автомашин и миллионы людей.
Всего не учтешь

В связи со спонтанностью и массовостью работ было немало недочетов: отсутствие транспорта, перебои со снабжением людей продуктами питания, кипятком, пропажи вещей эвакуируемых, отсутствие оперативной медицинской помощи и т.п. Некоторые составы стояли на промежуточных станциях по 20–30 дней, люди мерзли и голодали, отставали и теряли свои семьи. Однако, как свидетельствовали сами участники событий и многочисленные документы, эти недостатки все же не приняли массового характера. С ними боролись, их преодолевали весьма решительно и последовательно по законам военного времени.
Первоначально никто не предполагал, что отправлять эшелоны придется не только на территорию Подмосковья, Поволжья и других центральных районов СССР, но также и в Среднюю Азию, Закавказье, Сибирь.

Случалось, что в открытых полувагонах или на платформах ехали люди. Хорошо, если имелся брезент, которым можно было прикрыться от дождя. Иногда и этого не было. Здесь же станки или материалы, кое-что из вещей эвакуированных. Именно кое-что. Люди спасались от нашествия варваров, и было, конечно, не до вещей. При более благоприятной обстановке два-три крытых вагона выделяли для женщин с детьми. Вместо 36 человек в них набивалось по 80–100. Никто, разумеется, не роптал — горе объединяло людей, кров которых был захвачен фашистами


Николай Патоличев
Первый секретарь Челябинского обкома ВКП(б)

О том, что враг за несколько месяцев вплотную приблизится к столице, до войны могло привидеться только в кошмарном сне. Однако все возраставшая угроза вызвала необходимость проведения в октябре 1941 года эвакуации самой Москвы и Московской области.

Москва, 1941 год
© Наум Грановский/ТАСС

Уже в первые недели войны развернулась подготовка к перебазированию на восток двух заводов наркомата судостроительной промышленности. Одновременно была начата довольно широкая эвакуация населения.
Следует учесть, что с конца июня через Москву как важнейший транспортный узел стал проходить большой поток беженцев из западных районов СССР. На их пути НКВД организовал заслоны милиции, которая на дорогах и близлежащих к столице станциях вела строгую проверку всех прибывавших лиц. Только в течение одной недели, с 28 июня по 4 июля 1941 года, было задержано для проверки 49 730 человек, из них оказались арестованными по разным причинам 2116 человек, то есть около 4%. Одновременно милиционеры изъяли тысячи стволов оружия. Нередко в разряд подозрительных попадали и невинные люди, но подобная проверка в условиях военного времени была все-таки оправданной мерой.
Несмотря на исключительные трудности, перемещение производительных сил в тыловые районы страны в 1941 году прошло слаженно и в основном в соответствии с намеченными сроками. Из прифронтовой зоны в течение второго полугодия 1941 года на восток только по железным дорогам, согласно сводкам Народного комиссариата путей сообщения (НКПС), было вывезено 2593 промышленных предприятия, включая 1523 крупных. Эвакуировались 12–18 млн человек, а с учетом вынужденных переселенцев в июле — сентябре 1942 года их численность достигла 25 млн человек. Однако, считаю, что эти данные нельзя считать сколько-нибудь полными.
Академик Георгий Куманев говорил мне: реальное количество людей и предприятий было гораздо больше, часто спасенные от врага ценности даже не учитывались. Через много десятилетий после войны Вячеслав Молотов, Анастас Микоян, Михаил Первухин, Лазарь Каганович и другие руководители, имевшие непосредственное отношение к проведенной эвакуации предприятий, подтвердили ему в ходе встреч это предположение. При этом если бы в восточные районы страны было переведено только указанное количество заводов и фабрик из более чем 32 тыс. имевшихся в оккупированных врагом областях, то никакой бы военной перестройки советской экономики не получилось и Советский Союз не смог бы выиграть войну.
Немцы далеко не сразу оценили огромный масштаб проделанной советскими людьми работы. Так, генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх, который в ходе войны занялся перестройкой авиапромышленности Германии, обратил внимание на постоянное и существенное пополнение ВВС КА.
Когда немецкие войска продвинулись вглубь русской территории, они обнаружили, что все предприятия [советской] авиапромышленности попросту исчезли. Русскому противнику удалось их эвакуировать, что вызвало у Мильха неподдельное восхищение: "Русские делают то, что мы назвали бы невозможным"

Дэвид Ирвинг
Британский историк
Известный английский левый публицист, корреспондент DDC и газеты The Sunday Times Александр Верт, который всю войну прожил в Советском Союзе, написал: "Повесть о том, как целые предприятия и миллионы людей были вывезены на восток, как эти предприятия были в кратчайший срок и в неслыханно трудных условиях восстановлены и как им удалось в огромной степени увеличить производство в течение 1942 года — это прежде всего повесть о невероятной человеческой стойкости". При этом он подчеркивал и "великолепнейший организаторский подвиг", который был совершен в советском государстве в самый разгар германского вторжения, когда "огромной важности промышленные районы европейской части" страны оказались захвачены врагом.

[Музей Света]

Ровно 100 лет назад 26 августа 1921 года был расстрелян один из выдающихся представителей поэзии Серебряного века Николай Степанович Гумилёв (15 апреля 1886 — 26 августа 1921).




Три недели мытарились,
Что ни ночь, то допрос…
И ни врач, ни нотариус,
Напоследок – матрос.


Он вошёл чёрным парусом,
Уведёт в никуда…
Вон болтается маузер
Поперёк живота.
Революция с «гидрою»
Расправляться велит,
И наука не хитрая,
Если схвачен пиит.
…Не отвёл ты напраслину,
Словно знал наперёд:
Будет год – руки за спину
Флотский тоже пойдёт,
И запишут в изменники
Вскорости кого хошь,
И с лихвой современники
Страх узнают и дрожь.
…Вроде пулям не кланялись,
Но зато наобум
Распинались и кланялись
На голгофах трибун,
И спивались, изверившись,
И не вывез авось…
И стрелялись, и вешались,
А тебе не пришлось.
Царскосельскому Киплингу
Пофартило сберечь
Офицерскую выправку
И надменную речь.
…Ни болезни, ни старости,
Ни измены себе
Не изведал и в августе,
В двадцать первом,
к стене
Встал, холодной испарины
Не стирая с чела,
От позора избавленный
Петроградской ЧК.
Владимир Корнилов(Москва)


В камере поэт продолжал писать стихи и играть в шахматы, а перед казнью написал на стене:"Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь". 26 августа 1921 года поэта Николая Гумилёва расстреляли. Его пытались спасти,но опоздали...


В вину ему вменялось только недонесение

При аресте Гумилев взял с собой в тюрьму лишь Евангелие и "Иллиаду" Гомера, которую, правда, тут же отобрали.На допросах держался достойно, никого не оговорив из друзей и близких. В камере продолжал писать стихи и играть в шахматы, а перед казнью написал на стене: "Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь".На расстреле докурил папиросу и улыбнулся, чем поразил даже чекистов.

[Аля]

Пугачевский бунт круто перевернул судьбы многих жителей России. Кого-то бандитские набеги полностью разорили, а кто-то завладел несметными богатствами. Но, как известно, за удачу приходится расплачиваться. Яркий тому пример – история помещика Степана Кроткова, которого сын продал в крепостные.





Кадр из сериала «Барин»


Спасение помещика во время бунта

Симбирская губерния в екатерининские времена особо не блистала материально обеспеченными людьми. Большинство помещиков, проживавших там, еле сводили концы с концами. А Степан Егорович Кротков, мало того, что был беден, как церковная мышь, но еще кормил десяток своих совсем маленьких детишек. Было в доме тесно, земли своей мало, и дворовых людей не хватало.
Но тут пугачевское восстание стало затягивать всех, кто мог держать оружие. Покатились толпы восставших по Сибири, захватывая добро помещичье, грабя церкви и монастыри. Докатились и до деревни, где проживал Кротков и его большая семья. Ему удалось избежать бесчинств, творимых над большинством помещиков, так как крестьяне о нем ничего плохого не говорили, да и богатств никаких у Кротковой семьи не было. Оставив жену с детьми у родственников из соседней деревушки, Кротков пошел пешком к местам, где находились государственные войска.





Восстание Емельяна Пугачева


Богатства в сене и соломе

Пугачев со своими людьми облюбовал деревеньку и стал ее обживать, сделав одним из убежищ для своей армии. Гумна и овины превратились в магазины и склады, где хранилось награбленное по Симбирской губернии добро. Пробыли пугачевцы в этой деревушке несколько месяцев, пока не нагрянуло царское войско. Вместе с правительственными отрядами прибыл в родную деревню и ее помещик, Степан Кротков.
Царские солдаты продолжили гонку войск Пугачева. А Кротков обнаружил, что в риге, овинах и других хозяйственных помещениях оставлено большое количество разного добра, в том числе баулы с монетами, серебряная посуда, золотые украшения и другие драгоценности. Помещик оставил все себе, подумав, что владельцы этих богатств вряд ли остались в живых.




Пойманный Пугачев в Симбирске


Отец умножал, а дети транжирили

Кротков был человеком хозяйственным и правильным. Он сразу же обзавелся новыми имениями и землей, купил несколько тысяч душ с семьями. Усердная работа и спрятанные баулы с деньгами сделали свое дело – Кротков ежегодно преумножал свое состояние. Были куплены дома в Москве и в Симбирске, пристроены все дети. Сыновей Степан Егорович отправил на службу в Петербург, снабдив их хорошими деньгами.
Так бы и оставался этот помещик счастливым и довольным, если бы не его дети. Видимо, не в деньгах счастье. Сыновья стали жить на широкую ногу, беззаботно гулять, играть в карты. Так они за короткий срок проиграли все свои наличные деньги и где взять еще, не знали. На службе государевой хорошее жалованье новичками пока не выдавали. Отец требовал отчеты, о том, куда пропадают деньги, а юноши отвечали молчанием.





«Харчевня». Худ. А.А. Попов


Сын наказал отца за «жадность»

Глупость, скорее всего, была самым главным достоинством этих гуляк. Они втихомолку продавали имения, принадлежащие отцу, и транжирили его деньги. И однажды они обнаглели до такой степени, что провернули аферу, о которой потом долго говорили в Петербургских салонах. Кому именно пришла в голову эта мысль, неизвестно, в одних источниках говорят, что это дело рук Дмитрия Степановича, другие – что верховодил Степан Степанович.
Один из этих сыновей задумал получить со строгого отца большие деньги, и заодно отомстить ему за «жадность». Он продал самое лучшее из владений Кроткова, вместе с этим внес в список крепостных крестьян имя своего отца, назвав его бурмистром Степаном Кротковым, сыном Егоровым. Аферу открыли, завели уголовное дело. Узнав, что на старости лет превратился из богатого помещика в крепостного, Степан Егорович потерял дар речи. Но когда он узнал, что это дело рук собственного непутевого сына, ярости Кроткова не было предела.





«Аукцион». Худ. К. В. Лебедев


Недостойному сыну никакого наследства!

Кроткову пришлось выложить немало денег, чтобы аннулировать купчую. А еще потратиться на то, чтобы закрыли дело сына, которого могли посадить за подлог документов. После чего Кротков-старший запретил сыну показываться на глаза и просить о чем-нибудь. А в завещании отписал недостойному отпрыску самый бедный дом из своих владений.
Чтобы и другим детям не повадно было ослушаться родителя, Кротков-старший их проучил. Он несколько лет назад овдовел и после этого громкого скандала решил жениться. Привел в дом молодую девушку из очень бедной семьи, а все свои лучшие дома в Москве, село Молоди и самое лучшее имение подарил своей молодой жене, заверив все бумаги у нотариуса. Так дети не смогли ничего продать или оспорить после смерти отца.
Таков прецедент Степана Егоровича Кроткова, вошедшего в историю России в качестве помещика, проданного своим сыном в крепостные.

[люБОЛЬ]

Некачественные продукты в магазине – повод для наказания владельца. Даже если эта просрочка лежит не на полках, а хранится в подсобке. Оказывается, это правило прекрасно действовало у нас еще в XIX веке. И позволяло бороться с торговой хитростью и подделкой.

В 1867 году против купца Глебова была подана в суд жалоба. Мировой судья, осмотрев находящийся при лавке купца подвал, нашел в нем три бочки кислой капусты, совершенно гнилой и покрытой червяками. А на полу подвала «пол аршина разной жидкой нечистоты с червями, отчего происходило сильное зловоние, заражавшее воздух на всей улице».
Изучив дело, мировой судья постановил: признать купца Глебова виновным в хранении для продажи совершенно испортившейся капусты и в содержании подвала своей лавки в такой нечистоте, что пол его покрыт был смрадной жидкостью. Купец был подвергнут наказанию по ст.115 Торгового устава.
Тут нужно отметить, что в российском праве существовало положение, предусматривающее наказание за «приготовление для продажи съестных припасов, вредных для здоровья или испортившихся». Важен именно термин «приготовление для продажи». То есть самого факта реализации тухлятины даже не требовалось. Исключение составляли лица, приготовляющие припасы и напитки для собственного употребления, а не для продажи. Причем за этим следили очень строго. Даже содержательницы квартир с подаваемыми арендаторам обедами, могли быть подвергнуты наказанию.
Так что несмотря на все возражения купца Глебова решение суда было подтверждено в вышестоящих инстанциях – Мировым съездом. В кассационной жалобе в Сенат Глебов объяснял, что применение к нему наказания противоречит обстоятельствам дела. Типа он хранил эту капусту, планируя потом выбросить, а не продавать. Однако Сенат оставил эту жалобу без рассмотрения.
В.Е Маковский «В камере мирового судьи». 1880 г.
В результате этого решения было подтверждено, что для состава преступления вовсе не требовалось, чтобы от деяния произошел действительный вред для здоровья. «Как при наличии вреда, так и без оного, проступок одинаково должен быть преследуем по закону». Важно лишь доказать, что эти припасы не предназначались для внутреннего употребления.
Наказание за это было не сказать, что уж очень жестоким, но существенным: арест на срок до месяца или штраф до 100 рублей. Остается добавить, что на сто рублей в середине XIX века можно было купить 250-300 кг говядины. Так что с капустой купец Глебов явно прогадал.

( С )

[Аля]

Формально штрафные подразделения в Красной армии появились после знаменитого приказа №227 «Ни шагу назад» от 28 июля 1942 года. Хотя в действительности первые соединения штрафников создали на Ленинградском фронте еще за несколько дней до публикации распоряжения ставки. Для провинившихся (совершивших уголовные и воинские преступления в ходе несения службы) солдат и сержантов были созданы штрафные роты. Подразделения, советовавшие по вооружению и снаряжению обычным линейным стрелковым частям. Для офицеров были созданы штрафные батальоны – соединения, которые по вооружению и снаряжению соответствовали гвардейским стрелковым частям.

А что произошло со штрафниками после победы над фашистской Германией?






За все годы войны через штрафроты и штрафбаты прошло 428 тысяч военнослужащих РККА, что составляет 1.5% от общего числа красноармейцев за все годы Великой Отечественной войны. В штрафники попадали за преступления, за которые в обычных условиях по законам СССР полагался тюремный или лагерный срок, или даже высшая мера. Тем не менее, командование решило не разбрасываться ценными военными кадрами, а использовать их по прямому назначению в более тяжелых условиях. Штрафников действительно бросали на выполнение самых сложных задач, однако вопреки популярному мифу, как с «пушечным мясом» с ними никогда не обращались. Не стоит забывать о том, что в штрафники попадали в большей массе своей не «белые и пушистые» граждане, а люди, виновные в убийстве товарищей, паникерстве, нарушении дисциплины и т.п.





При этом штрафникам предоставлялась возможность вернуться в линейные части и снять судимость по выслуге срока наказания, ранению или в результате совершения подвига. Так, среди советских штрафников есть немало Героев Советского Союза, в том числе посмертно. Погибших штрафников в военное время хоронили так же, как и большинство других красноармейцев – в братских могилах. После войны на этих местах появились каменные памятники и мемориальные доски на которых прямо указывалось, что здесь покоятся «павшие смертью храбрых» (на этом акцентировалось внимание) бойцы такой-то штрафной роты или батальона. В пехоте штрафники получали 1 месяц службы за преступление с наказанием до 5 лет, 2 месяца за преступления, которые наказывались сроками в 5-8 лет и 3 месяца за преступления с наказанием от 10 лет лишения свободы.





Совершенно очевидно, что не все штрафники успели «искупить кровью» свои прегрешения на момент окончания войны. Что же с ними стало, ведь боевые действия в Европе закончились? На самом деле все предельно просто. Дело в том, что 7 июля 1945 года Президиум верховного совета СССР выпустил указ «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией». А 18 июля 1945 года вышел поясняющий приказ Наркомата обороны СССР, который подтвердил, что амнистия, объявленная верховным советом, всецело распространяется и на оставшихся бойцов штрафных подразделений.

В итоге солдаты сначала смогли вернуться в свои линейные подразделения, а затем отправились домой. Судимости со всех штрафников, попавших под июльскую амнистию 1945 года, были сняты.( С )

[Музей Света]

Борис Савинков. 1917 год

29 августа 1924 года, выступая на заседании советского суда, подсудимый Борис Викторович Савинков (1879—1925) произнёс последнее слово. Вот его текст:
«Граждане судьи! Я знаю ваш приговор заранее. Я жизнью не дорожу и смерти не боюсь. Вы видели, что на следствии я не старался ни в какой степени уменьшить свою ответственность или возложить её на кого бы то ни было другого. Нет. Я глубоко осознал и глубоко сознаю огромную меру моей невольной вины перед русским народом, перед крестьянами и рабочими. Я сказал «невольной вины», потому что вольной вины за мной нет. Не было дня, не было часа, не было минуты, не было таких обстоятельств, при которых я искал бы личной выгоды, добивался бы личных целей, защищал бы интересы имущих классов. Нет, такого дня и такой минуты в жизни моей не было. Всегда и при всех обстоятельствах руководился я одним, — пусть заблуждался, но руководился одним: моей тоже огромной любовью к родному народу.


Б. Савинков перед революционным судом. 1924 год



Да, я сказал: я знаю ваш приговор и смерти не боюсь, и именно потому, что я знаю ваш приговор и смерти не боюсь, я имею свободу говорить, я имею право и обязанность открыто и твердо, ясно и до конца сказать все, что я думаю, и так, чтобы слышали все, кто имеет уши слышать. Как произошло то, что я, Борис Савинков, друг и товарищ Ивана Каляева и Егора Сазонова, сподвижник их, человек, который участвовал во множестве и множестве покушений при царе, в убийстве великого князя Сергея и в убийстве Плеве, — как случилось так, что я сижу здесь на скамье подсудимых и вы, представители русского народа, именем его, именем рабочих и крестьян, судите меня — за что? За мою вину перед крестьянами и рабочими.
Я помню летнее утро. Петроград. Измайловский проспект. Пыльные камни. На мостовой распростёртый Сазонов, раненый, со струйкой крови. И я стоял над ним. Рядом разбитая карета Плеве, и пристав, с дрожащей челюстью, подходит ко мне, а у меня в руках револьвер. И помню я Москву и Кремль. Была зима. Шёл снег! Я целую в губы Каляева, а через минуту раздаётся взрыв, и великий князь Сергей убит. Я помню опять: Москва. Весеннее солнце. Площадь. И снова взрыв, — ранен Дубасов. И помню я далёкий Глазго. Русский корабль "Рюрик", матрос Авдеев, — он наверное с вами сейчас, — и я с ним обдумываю, где он спрячет меня в трюме, и будет царский смотр на "Рюрике", и будет взрыв. Взрыва не было, потому что был Азеф. Помню я Севастопольскую крепость и железную решётку как сейчас. И опять у моих дверей часовой, и смертная казнь, как сегодня, всё это помню. Как я был счастлив, когда я сидел тогда в тюрьме. Какою гордостью билось моё сердце. Я знал, что весь русский народ, все рабочие и крестьяне со мною и что по всей России нет ни одного человека, который бы не вспомнил меня, когда я умру. И я радостно и гордо стоял перед своими судьями. Они не повесили меня. Я убежал из тюрьмы. Теперь я так не сижу. Теперь мною владеет огромное и тёмное чувство. Я спрашиваю себя, поймут ли мою жизнь русские рабочие, поймут ли мою жизнь русские крестьяне, поймут ли они, что вина моя только невольная, что заблудился я? С этим чувством тяжело умирать. Как случилось, граждане судьи, что я пошёл против вас, красных, против рабоче-крестьянской власти? Как могло это случиться?
Вот послушайте мою жизнь, может быть, многое тогда станет вам понятным. Из какой я семьи? Из революционной. Отец - чиновник, которого выгнали при царе за революционные убеждения. Таких чиновников было мало. Старший брат погиб в Сибири, в ссылке, при царе. А я? Я с восемнадцати лет уже сидел в тюрьме и юным, совсем юным, ушёл на первый призыв в террор. Всю свою молодость я провёл в Боевой организации. Что это значит? Это значит, что я жил под стеклянным колпаком. Это значит, что я никого не видал, кроме своих: строжайшая конспирация — абсолютный закон. Я не знал массы, я не знал народа, я не знал крестьян, рабочих. Я любил их. Я готов был жизнь свою отдавать и отдавал. Но интересы их, истинные их желания, естественно, мог ли я их знать?
Я жил под стеклянным колпаком без имени, без семьи, без дома, каждую минуту под угрозою. Так я жил долго, до 1911 года. А с 1911 года — эмиграция. Но что такое эмиграция? Ведь эмиграция — тот же самый стеклянный колпак. Как я видел и что я видел? Россию я видел? Русский народ видел? Нет, я чужих людей видел, чужой народ — чужды мне. И сохранялась и росла, и — если можно — ещё больше крепла моя любовь к родному народу. Война застала меня в эмиграции. С первым же пароходом, как только пришли первые вести о революции, я приехал в Россию, ничего о ней не зная. Боевая организация и эмигрантская жизнь — вот весь мой опыт.
И когда случился ваш переворот, я пошёл против вас. Вот роковая ошибка, вот роковое заблуждение. Один ли я был в этом положении? И почему случилась эта ошибка? Скажу вам, был случай, может быть, заурядный случай, но этот случай сразу оттолкнул меня от вас. Да, я поборол потом в себе его, я никогда не мстил за него, никогда в моей борьбе с вами он не играл роли, но вы поймёте меня, когда я скажу, что он оттолкнул меня от вас, что он сразу вырыл пропасть. Случай этот был такой. У меня была сестра; она замужем была за офицером. Это был тот единственный офицер Петроградского гарнизона, который 9 января 1905 года отказался стрелять в рабочих. Помните, когда рабочие шли к Зимнему дворцу? Так вот, это был единственный офицер, который отказался выполнить приказ. Это был муж моей сестры. Вы его расстреляли в первый же день, потом вы расстреляли и её... Я говорю: никогда во время моей борьбы с вами я не помнил об этом и никогда не руководился местью за то личное и тяжёлое, что пережил я тогда, но в первые дни это вырыло пропасть. Психологически было трудно подойти, переступить через эти трупы. И я пошёл против вас.
Вот четыре причины, четыре главные причины. О, конечно, не ваша коммунистическая программа меня смущала. Никогда я не защищал имущих, никогда я ничего сам не имел. Нет, меня смущало другое, меня восстанавливало против вас другое. Врагом вашим я стал за другое. Вот первое — Учредительное собрание. Теперь наивно о нем говорить, но то был 1917 год. Ведь я всю свою жизнь до 1917 года отдал на что? На мечту об Учредительном собрании.
Ведь этим я жил, ведь в этом был смысл моей жизни. Да, ничтожество этого Учредительного собрания выявилось очень быстро и очень быстро я понял, что вы были правы, и этот первый пункт отпал. Но был второй, второй пункт — это Брест-Литовский мир. Я вам сказал, как я приехал в Россию. Я жил во Франции во время войны, я весь был проникнут не русской, а французской психологией войны. Для меня прекращение войны было невозможно, непереносимой была сама мысль об этом. Да, я скоро понял, - не сегодня, но теперь, когда я сижу здесь, — что и тут вы были правы и что всякое мудрое правительство должно было заключить мир; но тогда, когда я шёл против вас, я этого не понимал. Был ещё третий пункт, огромный для меня. Я делил здесь всеобщее заблуждение, заблуждение такое: большевики возьмут власть на короткое время, а после них придут монархисты. Большевики расчистят дорогу монархистам, и снова будет то же, против чего я боролся всю жизнь, снова будет то ненавистное, что упало в феврале. Этот третий пункт очень скоро тоже отпал, — не в день, не в два, не в месяц, но отпал. Конечно, ваша огромная заслуга в том, что вы совершенно уничтожили монархизм и совершенно не допустили возврата к старому. Но я-то понял это потом, а когда пошёл против вас, этого не осознавал. Остаётся четвертый пункт, самый главный, самый основной. Вот над этим четвертым пукнтом я всё время и бился, вот этот четвёртый пункт мне не давал покоя, вот этот четвёртый пункт красной нитью прошёл через всю мою борьбу с вами. Этот четвёртый пункт был такой: красные - захватчики власти, народ - крестьяне и рабочие — против вас, постольку моя обязанность была бороться с вами.
Теперь, граждане судьи, я вам расскажу, как отпал и этот четвёртый пункт. Я вам давал свои показания, я не скрывал от вас ничего. Ну, что же? Сначала - Дон, генералы, тайное "боже, царя храни", сплетни, интриги, помещики, буржуа, — вот начало белого движения, то начало, о котором я говорил, тот штык, которым офицер замахнулся на генерала Алексеева. Вот, сначала Дон и первое глубокое и острое разочарование, не осознанное ещё, а затем дальше Ярославль - бесплодная и кровавая попытка - и французы. Дальше Казань, казанская керенщина, малодушие и растерянность и пустозвонные слова... И дальше - Колчак, всё то, что делалось у него, и умолчание об этом. Я в Париже представляю его. И опять чиновничество, и опять зависть и сплетни, сплетни и молчание, и равнодушие к народу. Потом Варшава, поход Пермикина и Балаховича, всё то, что я рассказал, всё то, что не давало мне покою в мои бессонные ночи. И изо дня в день накапливалась эта горькая острота сознания, что да, здесь я ошибся. А надо всем этим — иностранцы, иностранцы и иностранцы и опять иностранцы; и надо всем этим сознание того, что я — русский, любящий свою родину, — в руках иностранцев, людей, которые ненавидят её.
Вот, медленно, шаг за шагом, приходил я к мысли: а что, если я ошибся в этом четвёртом пункте? а что, если, действительно, народ — рабочий и крестьянин — с ними?.. Ведь не может же быть, чтобы все попытки кончались неудачей только потому, что у нас программа несовершенна, или мы тактическую ошибку сделали, или тот не исполнил приказания, а этот перепутал. Не может же быть, чтобы поэтому... Ведь и у красных, в особенности вначале, был развал; однако они нас побеждали, а не мы их. Должна же быть более глубокая, более решающая причина... Где же она? в чём же она? Я вам говорю: я искал её, я бился над нею, я подходил к ней и... я не смел найти её. Я сказал на следствии: я был смертельно ранен душевно в этом походе балаховском с винтовкой за плечами, был смертельно ранен душевно настолько, что дальше и "зелёное движение" — то "зелёное" движение, которое выродилось в полубандитизм, в полушпионаж, - и дальнейшая работа, слабые попытки подпольной работы, - это уже были судороги, это уже была инерция. Это вообще была невозможность для меня, для человека, который родился революционером, который не остановится на полдороге, который не может, как чиновник, выйти в отставку, который должен идти до конца, который только тогда скажет, что "да, я ошибся", когда он будет по совести и глубочайше в этом убеждён, но не раньше. И весь этот тяжёлый и кровавый опыт приводил меня неизбежно к тому, что я должен был поставить себе этот вопрос, — рано или поздно этот вопрос должен был стать предо мною: а что, если рабочие и крестьяне с ними? Что же тогда, кто же я тогда, когда я иду действительно против своего народа?
Эта мысль была для меня непереносна. Я сказал на следствии, что к лету 1923 года для меня, в сущности, всё стало ясно. Я уже почти отшёл от всякой работы, я уже сидел в углу и только думал и думал над своей жизнью, думал над моей борьбой с вами, и для меня было ясно, что надо сесть за стол и написать, что по таким-то и таким-то причинам я прекращаю всякую борьбу против красных. А написать это - это значит очень многое, ибо, как я уже говорил, мир раскололся на две части: вы несёте новую жизнь, и против вас стоит старый. Нельзя, немыслимо пассивно смотреть на то, что происходит. Можно быть или за вас, или против вас, но не посередине. Отказаться от борьбы с вами, написать то заявление, о котором я говорил, свободно в 1923 году в Париже — это значило на следующий же день прийти к вам и сказать: повинную голову меч не сечёт. Я говорю о тех моих мыслях, которые были не здесь, когда я под стражей и когда я жду приговора. Если бы они родились здесь, когда я под стражей и когда я жду приговора, им не было бы цены. Цена их в том, что я пришёл к ним свободно, долгим, мучительным, не из книг, а из жизни, путём.
И я начал тяготиться одной мыслью — о ней я уже говорил, — я сказал себе: чего бы это ни стоило, чем бы я ни рисковал, я должен приехать в Россию. Я не мог оставаться там и спокойно сидеть в Париже. Я мог бы участвовать в разных заседаниях и комитетах, я мог бы на словах решать вопрос о русской жизни, о русской революции. Этого я делать не хотел и сказал себе: будь что будет, но поеду сюда, к себе на родину, я увижу мой родной народ, я увижу своими глазами, я услышу своими ушами, что делается, и тогда я решу... Я не знал, что я решу, но я не мог решать в Париже. И вот сейчас я вам говорю, и я имею право и обязанность это сказать. Как я вам уже говорил, - я пришёл к этому не сейчас и не вчера, а больше года тому назад. Вы же меня судите как хотите и делайте со мной что хотите. Но я вам говорю: после тяжёлой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я сделал, может быть, больше, чем многие и многие другие, — я вам говорю: я прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с винтовками за спиной: я признаю безоговорочно Советскую власть и никакой другой. И каждому русскому, каждому человеку, который любит родину свою, я, прошедший всю эту кровавую и тяжкую борьбу с вами, я, отрицавший вас, как никто, — я говорю ему: если ты русский, если ты любишь родину, если ты любишь свой народ, то преклонись перед рабочей и крестьянской властью и признай её без оговорок.
Вот то, что я говорю. И я имею право это сказать, ибо рассказал вам, каким путём к этому пришёл. Что я могу ещё прибавить? Мне нечего прибавить к тому, что я сказал. Я могу сказать ещё только одно. Вы будете выносить ваш приговор. Я не ищу никакого снисхождения, но прошу вас помнить, — и пусть революционная совесть ваша напомнит вам об этом, что перед вами стоит честный человек, который никогда лично для себя ничего не искал и ничего не хотел, который не раз и не два и не десять раз лез головой в петлю за русский рабочий народ и отдал свою молодость на это. Пусть ваша революционная совесть напомнит вам, что для того, чтобы я, Борис Савинков, здесь сказал вам то, что я говорю, что я признаю безоговорочно Советскую власть, для этого нужно было мне, Борису Савинкову, пережить неизмеримо больше того, на что вы можете меня осудить».

Это речь Савинкова. А это пародия на неё из советского журнала «Смехач» за 1924 год:
«Последнее слово Бориса Савинкова.

«Вижу Москву. Улица. Я и Каляев. Я вручаю бомбу Каляеву, целую его в губы, а через несколько минут взрыв... Убит Сергий, бывший великий князь.
Потом я вижу Париж. Кабинет Пуанкаре.
Великий человек мне вручает два миллиона. Я хочу поцеловать его в губы, но он протягивает мне для поцелуя руку...
А через несколько недель начинаются взрывы... В Ярославле, в Питере, на Красной Горке, в Кронштадте и т.д. Много крови можно пролить на два миллиона. Ой, как много.
Потом я вижу Варшаву. Двор польской охранки. Банда батьки Кныша. Банда батьки Тараненко. Банда батьки Коваля. Много банд. Много батек. И все — молодец к молодцу. Нет ни одного, который не был бы гениальным конокрадом. У каждого за спиной по несколько десятков убийств, с целью грабежа.
Я целую в губы батька Кныша. Целую в губы батька Тараненко. До батька Коваля добраться не могу, ибо его целуют в губы Мережковский, Гиппиус и Философов.
— Бей жидов! — кричат батьки, бросая вверх шапки.
— Бей жидов! — кричат все банды: — бей всех.
Из глаз Гиппиус выкатилась слеза радости и бежит по лицу Мережковского.
Мог ли я сомневаться в эту минуту в том, что я кую счастье России?



Теперь только я понял, что народ не хотел, чтобы его убивали.
Теперь я прозрел. Я понял, что сожжённые деревни, разрушенные города и десятки тысяч заколотых, расстрелянных и повешенных не доставляют счастья народу.
Да откуда мне было знать, чего хочет народ? С детских лет у меня были плохие мальчики в товарищах: Чернов, Гоц, Азеф, Авксентьев, а потом Керенский.
Все они уверяли, что народ больше ничего не хочет, как только того, чтобы им правили чернов, Гоц, Авксентьев и остальные.
Я поверил, что народу большего и не нужно. В самом деле, чего ещё больше нужно?!
Теперь, я понял, что не в Гоце счастье. Правда, один большевик говорил мне:
— Взял бы ты, Борис, программы разных партий, посмотрел бы их, как следует, и тогда увидишь, что нужно рабочему и крестьянину. Увидишь, нужен ли ему Деникин, или что-нибудь другое.
Я и собирался, да всё некогда было.
Должен ещё сознаться, что против большевиков заставили меня выступить четыре причины.
Первая причина — французы давали на это деньги.
Вторая причина — англичане давали деньги.
Третья причина — русские банкиры давали деньги.
Четвёртая причина — все давали деньги.
Теперь я прозрел, тоже по четырём причинам.
Причина первая — французы больше денег не дают.
Причина вторая — англичане больше денег не дают.
Причина третья — русские банкиры больше денег не имеют.
Причина четвёртая — никто больше денег не даст.
По причине этих всех причин, я остался без работы и без денег.
Осталась у меня одна честь, которую, как вы сами видите, я берёг, как зеницу ока... Вручаю её вам, товарищи из «Смехача», для бережного сохранения.
Пред всем миром кричу:
Я всегда был честен. Был честен в кабинете Пуанкаре. Был честен в стане бандитов и был честен в стенах польской охранки.
Я хочу, чтобы это моё последнее слово услышали весь мир, вся вселенная, весь космический «Смехач».
Доставил О.Л. Д'ор».


Владимир Маяковской. Плакат «Эй, не верь ему», посвящённый Кронштадтскому восстанию. Из серии «Окна РОСТа». Март 1921( С )

[люБОЛЬ]

Знаете, мои читатели, чем знаменит и интересен этот паровоз? Ну кроме того, что он большой и мощный? Ну, сразу, посмотрев на фотографию можно заметить, что рабочие Коломенского завода сделали на нем надпись: «Последний паровоз постройки Коломенского завода им. В.В. Куйбышева».


Но на самом деле все еще интереснее – это не просто последний паровоз, который построили на Коломзаводе, но и вообще последний пассажирский паровоз, который построили в СССР. И в этом плане П036-0251 зав.№ 10420, как он правильно называется – уникален, легендарен и, конечно, ему самое место в музее железных дорог России в славном городе Петербурге.

Этот паровоз не одинок. С 1953 по 1956 годы в СССР выпустили 250 таких паровозов, плюс – еще был паровоз с номером 0001 – макет. Серийный паровозов было 215, остальные – опытная и установочная партия. Для своего времени, да и вообще этот паровоз был очень мощным агрегатом. В описании рассказывается, что в научно-популярной литературе пятидесятых годов, когда рассказывали о паровозах П36, упоминали, что в его дымовой коробке размещался автомобиль «Победа».

Он и на самом деле громаден, даже в сравнении с современными тепловозами. Огромное торжество паропанка, стиля, всех этих трубопроводов, вентилей и манометров.

Шикарная техника как по внешнему виду, так, как говорят и в эксплуатации. Ветераны-железнорожники, которые работали на таких паровозах, рассказывали, что: «На этих паровозах мы отдыхали». У паровоза был отличный котел, махина легко трогалась, поддерживала плавный ход и вписывалась в кривые.



П036-0251 – не единственный паровоз этого типа, сохранившийся до нашего времени. 24 паровоза еще сохранились в разных местах бывшего СССР, по одному – в Германии и Монголии. Несколько машин даже поддерживаются РЖД в рабочем состоянии и используются в составе становящихся модными ретропоездах.

Но вот этот паровоз в силу обстоятельств его выпуска – знаковая, историческая машина. И ему довелось пожить.

Он работал в Поволжье, потом на Севере, а завершал трудовую карьеру в начале 70-х годов прошлого века на Дальнем Востоке. Потом его поставили на базу запаса. Затем с базы запаса П036-0251 отправили в Уссурийск на завод «Дальводреммаш». Там эту махину превратили … в стационарную котельную. Паровоз оброс трубами, зарос горами шлака, сброшенными около него.

Хорошо, что у железных дорог есть энтузиасты. Это особенно было важно в начале 90-х, когда любая раритетная вещь запросто могла отправиться на металлолом, потому что так было выгоднее. Осенью 1991 года Центральный музей Октябрьской железной дороги выкупил паровоз у владельцев по цене металлолома.

Но его еще надо было перевезти с Дальнего Востока в Петербург. И это тоже было очень непростой задачей, которую реализовал сотрудник музея Вадим Воронин. Для того, чтобы паровоз выехал с территории завода и смог добраться до депо пришлось чинить пару километров путей. Причем не просто чинить, а еще и устраивать обход в одном месте, так как в колее, по сути, заброшенной дороги, врезали трубопровод.

Но все технические проблемы удалось решить. После чего возникли проблемы другого плана. Нашлись коммерческие структуры, пытавшиеся «перехватить» с помощью «административного» паровоз, после того, как он был готов к транспортировке в Петербург. Пришлось не только решать технические проблемы спасения раритета, но и бороться со слишком ушлыми коммерсантами. Отбились, и П036-0251 добрался до музейной стоянки. И теперь последний паровоз Страны Советов занимает свое заслуженное место на стоянке музея РЖД, рядом с Балтийским вокзалом Петербурга.





Кстати, должен отметить, что музей РЖД вообще произвел очень положительное впечатление. Я искренне считаю, что это – один из самых лучших и технически оснащенных музеев в России и вообще пример того, каким должен быть современный музей – со множеством разнообразных экспонатов, массой информации и большой мультимедийной составляющей – как в виде информационных экранов и макетов, так и различных мультимедийных инсталляций.( С )

[Аля]

Памятник создан художником-старообрядцем Олегом Молчановым.



В Боровске Калужской области установлен памятник известному старообрядческому идеологу, русскому писателю, священномученику Аввакуму Петрову. Памятник создан художником-старообрядцем Олегом Молчановым. Работу мастера первоначально планировали установить в Москве на Рогожском, рядом с духовным училищем старообрядцев. Об этом, в частности, гласили решения Совета Митрополии РПСЦ: в феврале 2019 и январе 2020. Однако летом 2020 памятник было решено перенести в Боровск — один из старинных центров старообрядчества.

Памятник высотой 3,7 м выполнен из классической бронзы. Высота Голгофского Креста - 5 м. Постамент сделан из гранита двух цветов: красного и чёрного с линией разграничения, означающей Раскол русской церкви в 17в. Красный цвет - напоминание о казни священномученика Аввакума через сожжение заживо.

Олег Молчанов – скульптор, заслуженный художник России, член-корреспондент Академии художеств России хорошо известен в старообрядческой среде. Его труды в деле увековечивания исторических персон и событий признаны и в искусствоведческом сообществе, картины экспонируются на множестве международных и российских выставок.

[люБОЛЬ]

Рассказывать о своих победах всегда приятнее, чем о поражениях. Возможно поэтому многие страницы русско-японской войны наши соотечественники постарались забыть. В таком случае любопытно было бы посмотреть на ситуацию глазами наших противников: что об этом событии рассказывает Википедия на языке «страны восходящего Солнца».







Как освещается у японцев подготовка к войне и начало боевых действий?

Задолго до того, как это стало фирменным знаком гитлеровской Германии, Япония тоже напала на Российскую империю без обязательного прежде дипломатического ритуала «объявления войны». Самурайскому духу такое поведение, безусловно, не соответствовало, поэтому авторы статьи японской Википедии постарались перевести акценты на то, что между странами прежде велись переговоры о статусе Кореи и Манчжурии, которые зашли в тупик. Дескать, после этого война была уже неизбежна.







Причём именно Россия вела переговоры с позиции силы. Япония (в их версии) шла на уступки, в частности смирилась с тем, что Николай II так и не вывел свои войска из Китая после подавления восстания ихэтуаней, советовалась с Кореей. Особенно мило смотрится фрагмент о том, что дипломатическую миссию генерала Куропаткина в Японии встречали благосклонно, но отношения испортила информация о еврейских погромах в Бессарабии.
Учитывая, какую резню устраивали на покорённых территориях сами японцы, в такой мотив срыва переговоров верится очень слабо: до евреев микадо дела явно не было, куда больше его беспокоила судьба Кореи. В конечном счёте, Википедия сообщает о разрыве дипломатических отношений между странами 6 февраля 1904 года (по григорианскому календарю).
Вместе с тем, справедливо замечено, что бой с крейсером «Варяг» и канонерской лодкой «Кореец» произошёл ещё до официального объявления войны 10 февраля. Однако авторы статьи акцентируют внимание на том, что нападение после разрыва дипломатических отношений согласно международному праву может считаться законным.




Первый армейский штаб и английские наблюдатели


Какие нечасто упоминаемые в России факты о войне приводит японская Википедия?

Как ни странно, о некоторых славных страницах полутора лет боевых действий нашим соотечественникам проще узнать из иностранных источников. Российские учебники никак не могут преодолеть сложившееся ещё при большевиках представление об этой войне как об агонии загнивающей империи, которая априори не может иметь ничего положительного.
Допустим, в любой книге на эту тему мы прочитаем, что тактика минирования подходов к Порт-Артуру не дала плодов, потому что 13 апреля (по григорианскому календарю) при попытке выхода в открытое море подорвался линкор «Петропавловск» с адмиралом Макаровым на борту. Однако японская Википедия добавляет рядом, что 15 мая жертвами российских мин там же пали вражеские линкоры «Ясима» и «Хацусэ».







Упомянуто и о неудачной попытке блокировать порт Владивосток в начале войны, и о том, как дислоцированные там корабли Тихоокеанского флота захватили транспортник «Киншумару» и потопили «Хитачимару».
Об упорстве наших солдат говорит и реакция японского командования на победу при Наньшане (это сражение вообще не упоминается в наших учебниках). В том бою полегло 4000 японцев, так что генералы даже потребовали перепроверить цифры, поскольку в их представлении потери были несопоставимы с достигнутым успехом.







Приведён в японской Википедии и любопытный казус. Он заключается в том, что вместе с Россией войну «стране восходящего Солнца» объявила и Черногория. Поскольку англо-японский договор подразумевал, что британцы должны вступить в бой, если их союзники столкнутся с сопротивлением двух или более государств, по идее Великобритания тоже обязана была присоединиться к войне. Однако это вбило бы мощнейший клин в образовывавшуюся Антанту.
В итоге японцы просто проигнорировали Черногорию, пользуясь тем, что в реальности её добровольцы до поля боя так и не добрались. Так возникло странное дипломатическое состояние, неурегулированное и по сей день. На Портсмутскую мирную конференцию черногорцев не позвали. Правопреемниками Югославии, заключившей мир с японцами после Второй мировой, они не являются. Выходит, что Черногория до сих пор одновременно и воюет, и не воюет с Японией.

[Музей Света]

Думаете, метель, унесшая огромное количество человеческих жизней, произошла в одной из стран с холодным климатом? Вовсе нет.Эта катастрофа случилась в теплом солнечном Иране в 1972 году…






Зима, по нашим меркам, в Иране теплая — морозов практически не бывает, ну разве что температура опустится до нуля градусов, да пройдет снежок. Но, как известно, из любого правила есть исключения. И Иран не был готов к такому повороту…





3 февраля 1972 года в Иране пошел снежок, который никого не насторожил — люди радовались пейзажам, постепенно одевавшимся в белоснежные наряды. Но, как показала жизнь, напрасно. Вскоре тихо падающий снежок превратился в сильнейшую метель. И если в больших населенных пунктах с натиском стихии могли бороться, то в маленьких деревнях люди лишь спрятались в своих домах и стали ждать окончания снегопада.

А надо было бы бежать, пока дороги не занесло, а линии электропередачи и телефонной связи стояли целыми… За шесть дней в некоторых районах толщина снега достигла восьми метров! И, к сожалению, под ним оказались жилые дома со спрятавшимися в них людьми. В итоге погибло более четырех тысяч человек — это самая смертоносная метель в истории!





Кто-то погиб от обрушения крыш, которые не выдерживали веса снега, а кто-то замерз, когда температура воздуха начала стремительно падать и достигла минус 20 градусов по Цельсию…

Было разрушено очень много деревенских домов, которые в эти дни потеряли своих хозяев, но кому-то в этих населенных пунктах все же повезло и они выжили. Однако было две деревни, которые не выдержали натиска стихии — в них погибли абсолютно все жители.




Спустя почти неделю метель стихла, но от этого стало не намного легче — снега стали стремительно таять и началось мощное наводнение…

( С )

[Аля]

В наше время человек, владеющий автомобилем, раз в год платит транспортный налог, который по закону от 18 октября 1991 года «О дорожных фондах в Российской Федерации» идет на реконструкцию, ремонт и содержание автодорог.
А как обстояло дело более 100 лет назад во времена Российской империи?
Рассмотрим его применение на примере крестьянства, которое на тот момент составляло около 90% населения самого крупного по площади региона империи - Сибири.


Крестьяне в Российской империи. Почтовая карточка XIX века

И тут начинается самое интересное: не важно, было ли у человека основное транспортное средство того времени - лошадь - или нет.

Дорожная повинность, а именно так назывался транспортный налог, применялась выборочным образом и делилась на несколько этапов в течение всего календарного года.

Причем, в основной массе, это была натуральная, а не денежная повинность и применялась она не казенным (федеральным трассам, как бы мы сказали сейчас), а к дорогам местного назначения.




Так весной чиновники волостного правления проводили смотр дорог и определяли, сколько человек необходимо для их восстановления.

Это была так называемая "весенняя поправка" дорог.

На нее отправляли до 1/5 трудоспособного крестьянства мужского пола в возрасте от 18 до 60 лет.

Причем лошади для перевозки материалов, инструмент, всё это должны были привезти с собой работники, которым предписали явиться для ремонта дороги.
Длилась эта "поправка" около месяца с конца мая до начала июля.




Дорога в Российском империи. Почтовая карточка начала XX века

Через пару месяцев начиналась так называемая "осенняя поправка". Дорожное полотно, разбитое летним движением, в особенности после дождей, вновь выравнивали и приводили в порядок.

Работников требовалось уже меньше, да и срок был около 2-3 недель, а не месяц, как в начале лета.





Крестьянская деревня. Экспозиция в музее деревянного зодчества "Тальцы"

После наступления морозов и выпадения снега, начиналась "зимняя поправка": устанавливались вехи (ориентиры), выравнивались ямы, шла очистка полотна от сугробов после метелей.

И через пару месяцев начиналось все по новому кругу.
Конечно, крестьянство было не в восторге от такой повинности: участвовавшие в этом процессе работники могли забыть о ведение хозяйства в самую горячую страду в деревне, но так как семьи в то время были большие, то выручали другие родственники.
Отменилась эта практика уже в XX веке при СССР.

[люБОЛЬ]

Фото с сайта "Первый в Братске"

[Музей Света]

Удунгуйский торговый тракт

"На этом расстоянии (190 верст) было построено 7 станций, не считая конечных пунктов (Кяхты и Мысовой): Усть-Кяхтинская, Новодырестуйская (прежде Ихиритская), Новоборгойская (прежде Табартуйская), Темнинская (прежде Иройская), Удунгинская, Гуджирская и Улятуйская (прежде Верхне-Мысовская). Кяхтинские купцы не жалели средств на благоустройство пути, поэтому тракт был обставлен станционными постройками, мостами, деревянными трубами, отводившими воду, постоянными комплексами лошадей и повозок с запасами сена и овса. На благоустройство пути к Байкалу купечеством тратилось от 6194 руб. 14 коп. до 11488 руб. 37 коп"


Кругобайкальский торговый тракт. Перевоз на реке Снежная



Кругобайкальский торговый тракт. Перевоз на реке Утулик


Кругобайкальский торговый тракт. Рыбацкий табор


Кругобайкальский торговый тракт. Станция Боярская


Кругобайкальский торговый тракт. Устье реки Выдренной


Удунгуйский торговый тракт. Между Мысовой и Улятуй


Удунгуйский торговый тракт. Станция Темник


Удунгуйский торговый тракт. Река Удунга


Удунгуйский торговый тракт. Между Удунгой и Гуджиркой


Удунгуйский торговый тракт. Село Улятуй


Вид торговой слободы Кяхта


Торговая слобода Кяхта


Купеческие усадьбы Кяхта
( С )

[Аля]

Карась рыбка мелкая. Но ее значение в русской кухне несоизмеримо с размером. Уха из карася, карась жареный, вареный, запеченный в сметане – отечественные кулинарные книги без него не обходятся. Хотя, казалось бы, лет двести назад ни осетрина, ни стерлядь не были роскошью для наших соотечественников.


Сегодня все наоборот. На осетрину большинству надо пару месяцев с зарплаты откладывать. Да и хорошего карася – еще поискать. Ольга с детства помнит золотистых карасей из Хопра. Но в Москве мы что-то подобное видели лишь однажды. Все больше серебристые попадаются. Вот и на днях друзья привезли из Уфы вот это богатство.

И понятно, мы его сразу в дело пустили. Обваляли в муке (лишнюю стряхнуть), соль, перец – и на сковородку с душистым подсолнечным маслом. Да, обязательно добавить еще кусочек сливочного.
А потом сразу есть. Нет ничего вкуснее этого чуть сладковатого мяса с прижаристой корочкой. Единственный недостаток жареного карася - косточки. Что, как вы понимаете, затрудняет его использование в качестве закуски. Но в этих карасиках кости почти растворились, кроме хребта почти ничего и не осталось.

Вообще я сторонник простых рецептов. Но фантазия отечественных поваров только жареными карасями не ограничивалась. Вот посмотрите на эту прелесть: «Золотые караси в веночке». Это из изданной в 1880 году книги А.Толиверовой и А Сальниковой «Домашний стол»:

Кстати, это издание содержит еще один сюрприз. Раньше считалось, что только Елена Молоховец подписывала каждый экземпляр своей книги. Это делалось, якобы, чтобы отличить ее «Подарок молодой хозяйке» от многочисленных подделок.

Но, как видите, такая практика существовала еще до того, как Елена Ивановна начала ставить свое факсимиле на титульный лист. В общем-то, это правильно. Ведь хорошие рецепты несут в себе не меньше авторского таланта, чем романы или поэмы.

( С )

[люБОЛЬ]

ВОЛЫНЕЦ Алексей
Историк


Алексей Волынец — о том, как 30 мая 1896 года народ стал собираться на Ходынском поле, чтобы праздновать, и чем это закончилось"У одного из буфетов лужа крови — трупа нет, а лежит оскальпированная часть белокурых волос с кожей, на которой запекшаяся кровь", — воспоминания очевидцев этого события пугают даже сегодня, спустя век с четвертью. В тот день, 30 мая 1896 года, полумиллионная толпа в неуправляемой давке, в порыве почти религиозного экстаза и столь же страстного желания халявы убила и покалечила несколько тысяч человек.



Жертвы трагедии на Ходынском поле, 1896 год
© Франтишек Кратки/Public domain/Wikimedia Commons

Со столь ужасной трагедии началось царствование последнего русского монарха — царствование несчастное и столь же трагическое, с не менее страшным финалом, который многие современники после Ходынки сочли закономерным. "Ходынка" тогда стала словом нарицательным. Трагедия Ходынского поля в разгар коронационных торжеств Николая II во многом предопределила отношение общества к его царствованию, став одним из политических факторов, погубивших монархию. Попробуем разобраться, что же там и тогда — на Ходынке ровно 125 лет назад — произошло.
"К царю на обед…"

Ходынское поле располагается к западу от начала Ленинградского проспекта, можно сказать — на задворках Белорусского вокзала. Сегодня это уже очень близко к центру Москвы, но век с лишним назад Ходынка находилась за чертой города. На исходе XIX столетия это было именно поле — отмеченное редкими строениями пространство в ближних окрестностях Первопрестольной.
Еще со времен Екатерины II данное поле стало местом проведения народных гуляний по поводу каких-либо значимых событий государственного масштаба. В 1775 году здесь повелением царицы праздновалось победоносное окончание войны с Турцией. Согласно древней, еще средневековой традиции любой праздник такого рода сопровождался массовой раздачей еды и алкоголя для простого народа. По проекту знаменитого архитектора Василия Баженова примыкающее к московским окраинам Ходынское поле тогда символически превратили в берега Черного моря — деревянные балаганы и закусочные с бесплатной едой и выпивкой символизировали покоренные турецкие крепости и крымские города.

Коронационные торжества трех последних императоров России сопровождались массовыми — для той эпохи небывало массовыми! — народными гуляньями на Ходынском поле. Именно на этом поле, к которому от самого Кремля вела прямая Тверская улица, было удобно устраивать празднества для низших, то есть наиболее многочисленных слоев населения. Если аристократия и средний класс отмечали коронацию во дворцах, театрах и парках Москвы, то для крестьян и простых горожан отводилось ближайшее обширное поле.


Люди перед началом коронации Николая II на Ходынском поле, 1896 год
© Hulton Archive/Getty Images

Надо понимать, что коронация нового царя в ту эпоху была самым главным, самым большим и поистине религиозным торжеством в жизни человека. В позапрошлом веке редко кто мог увидеть две коронации — для большинства это был уникальный шанс единственный раз в жизни увидеть небывалое, волнующее и навсегда запоминающееся зрелище. Ведь в ту эпоху у населения, в массе еще совершенно неграмотного, выбор доступных развлечений был скуден. Коронация тут была вне конкуренции, к тому же она всегда сопровождалась бесплатным угощением народа.
Власть прекрасно понимала и сакральное, и политическое значение такого редкого и уникального торжества — потому коронации делали максимально яркими и роскошными, не считаясь с затратами. Парады, молебны, маскарады, салюты и "иллюминации" — в ход шло все и по максимуму. Коронационные торжества в первопрестольной Москве длились много дней, и халявное угощение на Ходынке всегда становилось одной из кульминаций.
Напомним, что простолюдин XIX века мясо ел редко, любые виноградные вина были для него дорогим лакомством, а на коронационных торжествах в балаганах Ходынского поля выставлялось бесплатно мясо и алкоголь в количестве, способном насытить даже не десятки, а минимум сотню тысяч человек. "К царю на обед…" — так образованные очевидцы той эпохи характеризовали настроения простонародья, собиравшегося на подобное торжество. Искреннее, вполне религиозное отношение к царю как божьему помазаннику тут сочеталось с вполне понятным и нашему современнику желанием гульнуть от души, притом бесплатно.
"Народ привык к понятию о царском угощении…"

За 40 лет до печально знаменитой трагедии, в 1856 году, на Ходынке в ходе коронационных торжеств Александра II поесть и выпить от щедрот нового царя собралось почти 200 тыс. простого народа — для той, еще крепостной, эпохи небывалая цифра! И тогда не обошлось без давки с бесчинствами неуправляемой толпы, которая под проливным дождем штурмовала павильоны с угощением и фонтаны с вином. Но, к счастью, в тот день столпотворение завершилось без смертельных жертв, лишь несколькими десятками покалеченных… А свежеиспеченный император был искренне шокирован видом разгромленной Ходынки — за считаные минуты огромные массы народа не в переносном, а в самом прямом смысле слова разнесли по щепкам все сооружения с бесплатной едой и выпивкой. Десятки тысяч жареных кур и баранов, почти 70 т ветчины и колбасы, 13 тыс. литров красного вина и почти 40 тыс. литров пива, а так же 49 920 пирогов и 14 580 калачей (причуды статистики сохранили нам эти точные цифры!) исчезли вмиг.


Народные гулянья после коронации Александра II на Ходынское поле, 1856 год
© Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images

Спустя поколение, в 1883 году, состоялась коронация императора Александра III. Поскольку предыдущего царя убили революционеры-террористы, эти торжества проводились при максимально возможных мерах безопасности — в Москве для охраны и поддержания порядка в дополнение к войскам и полиции мобилизовали в особые дружины 20 тыс. окрестных крестьян. На Ходынском поле "к царю на обед" тогда собралось уже не менее 300 тыс. человек! "Русский народ привык к понятию о царском угощении, к щедрости, к руке, широко раздающей ему яства и пития…" — так писалось в те дни в документах Коронационной комиссии, главном имперском органе, ведавшем проведением всех церемоний по восшествию на престол нового царя.
И в официальных отчетах "народные гулянья на Ходынском поле прошли без каких-либо происшествий". В тот день толпа, давясь за царским угощением, всего лишь… задавила насмерть 32 человека! Но бюрократы эпохи Александра III вполне искренне считали, что подобное и есть "без происшествий".
Это в наши дни три десятка погибших воспринимаются трагедией, могут даже объявить траур. Однако в эпоху, когда умирал каждый третий младенец, а неграмотный крестьянин вполне официально, по закону, являлся низшим сословием, подобные события посчитали малоинтересными подробностями блестяще и впечатляюще прошедших торжеств. К тому же при коронации 1883 года впервые на Ходынке народу не просто показывали развлечения (например, были канатоходцы и ученые обезьяны), не только кормили и поили бесплатно, но и раздавали подарки — два пирога, пакетик с леденцами и глиняную кружку с гербом каждому!
Спустя чертову дюжину лет — пресловутая цифра 13! — в 1896 году новый восходящий на престол император решит перещеголять по подаркам отца. И, похоже, именно это соревнование в сувенирах от царских щедрот станет для Ходынки роковым.
"И каждый шел на Ходынку, чтобы добыть такую кружку…"

Коронационные торжества Николая II в Москве начались 18 мая 1896 года. Первопрестольный город к тому времени был настолько забит народом, съехавшимся со всей страны, что цены на жилье, конные экипажи и прочее, по воспоминаниям очевидцев, взлетели в пять-шесть раз.









Народные гулянья на Ходынском поле были запланированы на 12-й день коронационных торжеств. Уже заранее пошли слухи о щедром угощении и небывалых подарках. Действительно, в построенных на Ходынке многих десятках деревянных буфетов и балаганов планировалось бесплатно раздать народу только пива и медовухи почти полмиллиона литров, а 150 ларьков должны были раздать 400 тыс. царских гостинцев. По примеру предыдущей коронации 1883 года сочли, что 400 тыс. — это максимум, который соберется на Ходынке и царских гостинцев хватит на всех с лихвой.
Гостинец от нового царя по тем временам был вполне щедр — булка белого хлеба и яркий ситцевый платок с изображением Кремля и царской четы. В платок были завернуты бумажные пакетики с полуфунтом (около 200 г) колбасы, медовым пряником и набором примерно 300 г сладостей — карамелью, грецкими и кедровыми орехами, небольшим количеством изюма, вяленого инжира и чернослива. Венчала царский гостинец расписная эмалированная кружка с императорскими вензелями, гербом и золоченым ободком.
Эмалированная посуда тогда была редкостью для низших социальных слоев, а власти, желая привлечь на коронационные торжества побольше народа, еще и придумали, как казалось, очень удачный рекламный ход. Коронационные кружки заранее выставили во многих магазинах Москвы, но запретили их продавать. И как вспоминал очевидец тех событий, писатель и знаменитый московский краевед Владимир Гиляровский: "Хорошенькие эмалевые, белые с золотом и гербом, разноцветно разрисованные кружки были выставлены во многих магазинах напоказ. И каждый шел на Ходынку не столько на праздник, сколько за тем, чтобы добыть такую кружку…"


Памятная коронационная кружка, подарок по случаю коронации Николая II, 1896 год
© Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images

Гулянья и раздача царских подарков должны были начаться в 10 утра 30 мая (нового стиля), но народ стал собираться на Ходынском поле десятками тысяч еще днем накануне. К полуночи с 29 на 30 мая здесь уже были сотни тысяч, и в ночной темноте толпы стали превращаться в столпотворение. Появились первые жертвы.
Организаторы рассчитывали максимум на 400 тыс. — наивно полагая, что такое небывалое количество народа будет собираться и концентрироваться на поле не разом, а с утра до обеда. Но уже к рассвету 30 мая на Ходынке толпилось не менее полумиллиона. Встречаются и более внушительные оценки — от 600 до 700 тыс. При этом на месте назревавшей трагедии заранее присутствовала лишь немногочисленная охрана ларьков и буфетов. Основные силы войск и полиции для поддержания порядка должны были подойти только с утра 30 мая.
Все очевидцы утверждают, что эпицентром трагедии стал ров, тянувшийся вдоль буфетов на Ходынке. Владимир Гиляровский оставил яркие зарисовки самого начала давки: "Народ начал собираться еще накануне, чуть не с полудня, ночью же потянул отовсюду, из Москвы, с фабрик и из деревень, полностью запруживая улицы, прилегающие к заставам Тверской, Пресненской и Бутырской. К полуночи громадная площадь, во многих местах изрытая ямами, представляла из себя не то бивуак, не то ярмарку. На более гладких местах, подальше от гулянья, стояли телеги приехавших из деревень и телеги торговцев с закусками и квасом. Кое-где были разложены костры. С рассветом бивуак начал оживать, двигаться. Народные толпы все прибывали массами. Все старались занять места поближе к буфетам. Немногие успели занять узкую гладкую полосу около самих буфетных палаток, а остальные переполнили громадный 30-саженный ров, представлявшийся живым, колыхавшимся морем… К трем часам ночи все стояли на занятых ими местах, все более и более стесняемые наплывавшими народными массами. К пяти часам сборище народа достигло крайней степени — не менее нескольких сотен тысяч людей.

Масса сковалась. Нельзя было пошевелить рукой, нельзя было двинуться. Прижатые во рве к обоим высоким берегам не имели возможности пошевелиться. Ров был набит битком, и головы народа, слившиеся в сплошную массу, не представляли ровной поверхности, а углублялись и возвышались, сообразно дну рва, усеянного ямами. Давка была страшная.





Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишенные чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой. Так продолжалось около часа…"
"Синеватое испарение от сотен тысяч людей…"

Владимир Немирович-Данченко, ныне известный как знаменитый режиссер и основатель Московского художественного театра, тогда был корреспондентом популярного журнала "Нива". Он тоже описывает страшное утро 30 мая 1896 года: "Давка началась с ночи. Площадь перед буфетами была так полна, что уже к трем часам утра там были задавленные… Весь овраг был полон народа — плечо к плечу, голова к голове. Очевидцы рассказывают характерную подробность, что над всей этой сплоченной массой стояло синеватое испарение от сотен тысяч людей… Вся громадная масса терпеливо ждала, сплачиваясь сильнее по мере того, как от Москвы приближались новые толпы. Сжатая в овраге толпа то и дело выставляла из себя подростков, которые пробирались по головам народной массы на четвереньках. Те, которые ползли к Москве, находили свободу, другие, по ошибке ли, рассчитывая ли все-таки добраться до подарков, двигались по головам в сторону буфетной цепи и потом находили там смерть. Крики раздавались повсюду, но народ уже не мог освободить тех, с кем сделалось дурно или кто был сдавлен. К пяти часам не могли выбраться назад даже те, которые занимали площадь перед оврагом. Расталкивавшие народ и стремившиеся назад возбуждали колыхание массы, но выбраться не могли…"
Катастрофа произошла между 5 и 6 часами утра 30 мая и продолжалась не более 15 минут. Именно за эти минуты в неуправляемой гигантской толпе, по официальным данным, погибло 1 389 человек. Тяжкие травмы получили более 1 300, счет пострадавших шел на тысячи.


Жертвы трагедии на Ходынском поле, 1896 год
© Франтишек Кратки/Public domain/Wikimedia Commons

Владимиру Гиляровскому повезло выжить в той давке (привезший его на Ходынку извозчик в толпе погиб!), писатель оставил нам натуралистичные зарисовки тех роковых секунд, когда люди умирали массово: "Прижали, а толпа сзади все плотнее и плотнее набивала ров, который образовал сплошную, спрессованную массу воющих людей. Кое-где выталкивали наверх детей, и они ползли по головам и плечам народа на простор. Остальные были неподвижны: колыхались все вместе, отдельных движений нет. Иного вдруг поднимет толпой, плечи видно, значит, ноги его на весу, не чуют земли… Вот она, смерть неминучая! И какая! Ни ветерка. Над нами стоял полог зловонных испарений. Дышать нечем. Открываешь рот, пересохшие губы и язык ищут воздуха и влаги..."

Около нас мертво-тихо. Все молчат, только или стонут, или что-то шепчут. Может быть, молитву, может быть, проклятие, а сзади, откуда я пришел, непрерывный шум, вопли, ругань. Там, какая ни на есть, — все-таки жизнь. Может быть, предсмертная борьба, а здесь — тихая, скверная смерть в беспомощности…





Ходынское поле, помимо всего прочего, служило полигоном для солдат Московского гарнизона, потому было изрыто траншеями и ямами, которые накануне коронационных торжеств закрыли досками и присыпали песком. Для многих зажатых толпой в те минуты это стало ловушкой и могилой. Очевидцы оставили нам множество страшных описаний последствий Ходынки — буквально растоптанные в месиво трупы, погибшие беременные с выдавленными наружу, так и не рожденными младенцами и многие другие ужасы.
В ту эпоху видеозаписей не было, репортажная фотосъемка была еще редкостью, поэтому очевидцы и журналисты описывали события крайне подробно, натуралистично, не скупясь на самые ужасные детали. Нет нужды их повторять, но стоит привести отрывок из написанной по горячим следам статьи Владимира Немировича-Данченко, который и без лишней натуралистичности передает весь ужас произошедшего в тот день на Ходынке.
Через час-другой после катастрофы, когда наконец разбрелась по окрестностям смертельно перепуганная толпа (испуг, кстати, не помешал разгромить и разнести часть ларьков с подарками!), выжившие стали искать потерявшихся в давке родственников. Немирович-Данченко вспоминает те минуты, не менее страшные, чем сама трагедия давки: "К одной группе трупов вместе со мной пробирается человек лет сорока… Вдруг он издает глухой стон. Взглядываю на него — он смотрит широко расширенными глазами на труп парня с высоко закинутой головой, потом вдруг закрывает глаза, не двигаясь с места, и шепчет: "Николка! Николка! Господи помилуй!" Он снова открывает глаза, всматривается, тяжело дыша, и потом с болезненной улыбкой тихо обращается ко мне: "Нет, не он. Сына потерял. И как увижу вот этакого, все мне мерещится, что это мой Николка. Нет, пойду домой. Может, голубчик, ждет меня, сам тревожится…" Он решительно отошел, но спустя четверть часа я его снова встретил. У него не хватало силы воли уйти. Лицо бледное, взгляд растерянный. "Вот все не могу пойти домой, все тянет, не лежит ли здесь где Николка…" — говорит он мне опять, не возвышая голоса, точно в комнате больного…"
"Праздник над трупами начался!.."

Не меньшим потрясением, чем сама катастрофа, стала и последовавшая за ней реакция властей. Точнее — отсутствие какой-либо публичной реакции. Пострадавшим оказали материальную и медицинскую помощь, насколько она была возможна в ту эпоху. Но никаких заметных изменений в официальных коронационных торжествах не последовало.
Через семь часов после катастрофы на Ходынское поле торжественно прибыл Николай II. Новый самодержец принимал поздравления от специально подобранных народных делегаций фактически на поле, где только что поспешно убирали куски человеческих тел. Для многих современников это стало шоком. Владимир Гиляровский, сам чудом спасшийся в давке, писал: "Праздник над трупами начался! В дальних будках еще раздавались подарки. Программа выполнялась: на эстраде пели хоры песенников и гремели оркестры…"



Люди на Ходынском поле во время коронации Николая II, 1896 год
© Makowsky.W/Public domain/Wikimedia Commons

На Ходынке за несколько минут апофеоза давки погибло немногим меньше, чем при знаменитом крушении "Титаника" 16 годами позднее. До мировых войн и до эпохи крупнейших техногенных катастроф тысячи убитых и раненых за считаные минуты — это очень большое число жертв! Страна осознала произошедшее не сразу, газеты под давлением властей старались об этом не писать. Но катастрофа в день коронации глубоко врезалась в память как простого народа, так и образованных верхов общества.
Для крестьян, с их еще средневековым, религиозным сознанием, катастрофа становилась приметой, сулившей несчастное царствование. Для образованной части общества плохой "приметой" стало отсутствие публичной реакции власти и самого царя на катастрофу. "Впечатление было потрясающее, особенно в простонародье, разнесшем преувеличенные слухи далеко, по самым глухим деревням. Все были уверены, что царь отменит остававшиеся балы и праздники…" — писал один из современников.
Однако ничего не отменили. При этом последний монарх вполне осознавал трагичность Ходынки. Правда, осознавал слишком уж специфически — скорее как досадную кляксу на белой мантии своей коронации. "До сих пор все шло, слава богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех…" — ровно 125 лет назад записал Николай II в личном дневнике о трагедии на Ходынке.
Катастрофа случилась на рассвете, а уже вечером того дня новый царь с царицей плясали на балу в посольстве Франции. Ряд высших сановников советовали монарху на фоне тысяч пострадавших отменить хотя бы этот элемент праздника. Но, как вспоминал Сергей Витте, тогда министр финансов: "Государь с этим мнением совершенно не согласен, по его мнению, эта катастрофа есть величайшее несчастье, но несчастье, которое не должно омрачать праздник коронации, — ходынскую катастрофу надлежит в этом смысле игнорировать…"
Но игнорировать в итоге не получилось. Общество не забыло ни трагедию, ни реакцию на нее самой высшей власти. Не случайно через 10 лет после катастрофы на Ходынском поле и задолго до краха монархии Константин Бальмонт, один из известнейших поэтов Серебряного века, создал стихотворение с пророческими строками: "Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит — встав на эшафот".

[Музей Света]

Справа — первый начальник ГРП Гидропроекта в г. Братске — Шиповников Ю.И. (работал до 1963г.), слева — второй начальник — Орлов Т.И. Публикуется впервые. Из семейного архива инженера и члена Союза писателей России Максима Орлова

[Аля]

Вряд ли сейчас кого-то можно удивить съемками минималистичных интерьеров, брутальных зданий и индустриальных деталей. Но эти фотографии знаменитого графика, художника и фотографа Родченко были сделаны уже почти 100 лет назад; в те времена подобные снимки казались по-настоящему революционными и авангардными. Не менее интересно они смотрятся и сегодня, учитывая, что все здания на этих фотографиях сохранились до наших дней, в вот завода АМО (ЗИЛ) — больше нет.





«Технические и индустриальные мотивы. Верхние и нижние углы съемки как новый взгляд на индустриальный мир». № 2. Александр Родченко, 1924 - 1928 год, г. Москва, МАММ/МДФ.







Конические шестерни. Александр Родченко, 1929 год, г. Москва, МАММ/МДФ.







Угол дома. Александр Родченко, 1925 год, г. Москва, Первомайская ул., д. 21, стр. 5, МАММ/МДФ.

Выставка «Москва. Прогулка по Мясницкой» с этим снимком.

Шестерни. Александр Родченко, 1929 год, г. Москва, МАММ/МДФ.







Пожарная лестница. Александр Родченко, 1925 год, г. Москва, Первомайская ул., д. 21, стр. 5, МАММ/МДФ.







Шестерни. Александр Родченко, 1928 год, г. Москва, МАММ/МДФ.






Стереотипы. Александр Родченко, 1928 год, г. Москва, МАММ/МДФ.

Видеовыставка «"Доктор Живаго": между адом и раем» с этой фотографией.

Кулачковые валы. Александр Родченко, 1929 год, г. Москва, МАММ/МДФ.





Новый МоГЭС. Александр Родченко, г. Москва, Раушская наб., д. 10, МАММ/МДФ.





Шестерни. Александр Родченко, 1929 год, г. Москва, МАММ/МДФ.






Шуховская башня. 1929 год, г. Москва, ул. Шаболовка, МАММ/МДФ.







Лесозавод «Вахтан». Укладчик досок. Александр Родченко, 1930 год, Нижегородская обл., пос. Вахтан, МАММ/МДФ.






Радиоцентр. Александр Родченко, 1929 год, г. Москва, МАММ/МДФ.






Крылья. Александр Родченко, 1929 год, г. Москва, МАММ/МДФ.






Здание электрозавода. Александр Родченко, 1929 год, г. Москва, МАММ/МДФ.

«История России в фотографиях» — совместный проект Мультимедиа Арт Музей, Москва и Издательства Яндекс.

[люБОЛЬ]

Ресторан "Русский самовар" в Нью-Йорке


Большую часть Нобелевской премии знаменитый поэт Иосиф Бродский потратил на открытие ресторана "Русский самовар" в Нью-Йорке. Ресторан оказался весьма знаковым местом и проработал достаточно долго. Но в 2018 году обанкротился и был закрыт.

[Музей Света]

Памятник герою,который защищал крепость до конца. Кладбище в Брестской крепости,где похоронен Герой Советского Союза майор Пётр Гаврилов.

[Аля]

Война в редких фотографиях и рассекреченных документах
Мы продолжаем публиковать фрагменты из выпущенного «Комсомольской правдой» альбома «Главные документы Великой Отечественной войны». Только документы и факты, без комментариев. Показываем самые интересные

Продолжение. Начало здесь
24.05.1945
Тост за русский народ

Номер газеты «Комсомольская правда» с выступлением И. Сталина на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии





Текст выступления в газете



Отредактированная Сталиным для публикации в газете стенограмма тоста






Мероприятие в честь командующих войсками Красной Армии состоялось в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца. Приём начался в восемь часов вечера. Места в президиуме заняли И. В. Сталин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов, Н. С. Хрущев, Л. М. Каганович, А. А. Андреев, А. И. Микоян, Н. М. Шверник, Л. П. Берия, Г. М. Маленков, Н. А. Булганин, Н. А. Вознесенский, маршалы Советского Союза Г. К. Жуков, И. С. Конев, С. М. Буденный, С. К. Тимошенко, К. К. Рокоссовский, Р. Я. Малиновский, Ф. И. Толбухин, Л. А. Говоров, адмирал флота Н. Г. Кузнецов, главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов и главный маршал авиации А. А. Новиков. В роли тамады выступал Вячеслав Молотов.
Стенограмма зафиксировала 31 тост, из которых пять произнёс Сталин. Всего в них упоминалось 45 человек. В газетах же рассказывалось лишь о 28 здравицах (включая две сталинские) с упоминанием 31 человека.
Первый тост Молотов посвятил красноармейцам, краснофлотцам, офицерам, генералам, адмиралам, маршалам Советского Союза и прежде всего - И. В. Сталину, который «руководил и руководит» всей борьбой и привел «к великой победе, невиданной в истории». Второй тост Нарком иностранных дел поднял «за великую партию Ленина – Сталина». Далее Молотов предложил выпить «за демократическую, дружественную Советскому Союзу Польшу», «чтобы советско-польская дружба стала примером для других славянских народов». В ответ, как записано в газетах, «Польская делегация исполняет на родном языке народную заздравную песню в честь тов. Сталина». Следом идёт первый тост Сталина, не упомянутый в газетных отчётах: «За настоящую, рабочую дружбу, которая сильнее всякой другой дружбы! За горняков наших и ваших!». Верховный главнокомандующий имел в виду подарок польских горняков – прибывший в Москву четырьмя днями ранее эшелон с углём.
Далее Молотов предложил выпить за здоровье старейшего члена ЦК ВКП(б), Председателя Президиума Верховного Совета СССР Калинина (по болезни не пришедшего на приём), «одного из славных представителей русского народа». Здесь Сталин позволил себе произнести алаверды, так же не попавшее в газеты: «За нашего Президента, за Михаила Ивановича Калинина!». И далее, не упуская инициативу, Верховный главнокомандующий предлагает поднять бокалы «за Вячеслава Михайловича Молотова - руководителя внешней политики! … Хорошая внешняя политика иногда весит больше, чем две-три армии на фронте». Тост Сталин завершает просто: «За нашего Вячеслава!» Больше никого на этом приёме не называли просто по имени.
Далее последовала целая серия тостов, в которых тамада предложил выпить «за заслуги командующих войсками Красной Армии в годы Великой Отечественной войны». Первым он назвал командующего 1-м Белорусским фронтом Г. К. Жукова, напомнив о его решающей роли в защите Москвы, в обороне Ленинграда. Молотов назвал маршала «освободителем Варшавы» и закончил тост словами: «Все помнят, что под руководством маршала Жукова наши войска вошли победителями в Берлин. За здоровье маршала Жукова!» Следом идёт ещё одно алаверды Сталина:

«Долой гитлеровский Берлин! Да здравствует Берлин жуковский!»

(в газетных отчётах упоминается только первая половина тоста).




Далее Молотов поднимает бокалы за каждого из военачальников: за маршалов Конева, Рокоссовского, Говорова, Малиновского, Толбухина, Василевского, Мерецкова, за генералов армии Баграмяна и Еременко. Тамада вспомнил и старших по возрасту полководцев Красной Армии - Ворошилова, Буденного и Тимошенко. Следом Вячеслав Михайлович попросил гостей «налить бокалы полнее», поскольку намеревался чествовать моряков. Он предложил тосты за народного комиссара Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецова, адмирала флота И. С. Исакова и за адмиралов В. Ф. Трибуца, Ф. С. Октябрьского, А. Г. Головко, И. С. Юмашева. Сталин дополнил последнюю здравицу, пожелав адмиралу Юмашеву «успеха в возможной войне!» имея в виду предстоящую войну с Японией (реплика не вошла в газеты).
Серию здравиц Нарком завершил тостами за маршалов специальных родов войск: главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова, главных маршалов авиации А. А. Новикова и А. Е. Голованова, маршалов авиации Ф. Я. Фалалеева, Г. А. Ворожейкина, Ф. А. Астахова, С. Ф. Жаворонкова, С. А. Худякова, маршалов бронетанковых войск Я. Н. Федоренко и П. А. Ротмистрова, маршала артиллерии Н. Д. Яковлева, маршала инженерных войск М. П. Воробьева, маршала войск связи И. Т. Пересыпкина. Интересно, что в газетном отчёте про Воронова, Новикова и Голованова не упоминалось. Молотов особо выделил Генеральный штаб Красной Армии, подняв бокал за его начальника генерала армии А. И. Антонова и за начальника оперативного управления С. М. Штеменко.
Завершающая серия тостов была посвящена членам Государственного комитета обороны (ГКО) и военных советов фронтов и армий. Начиналась она с тоста в честь ГКО и «руководителей дела снабжения Красной Армии во время Великой Отечественной войны» тем боевым оружием, которым разгромлены на полях сражений враг и его союзники. В завершение Молотов провозгласил тост за здоровье всех и прежде всего за здоровье И. В. Сталина (в газетном отчёте последнего тоста Молотова в честь Сталина нет).
В газетной публикации так же нет завершающего тоста Молотова, посвящённого «членам военных советов фронтов и армий, как присутствующим, так и отсутствующим». Из числа присутствующих были названы двое – генерал-полковники А. А. Жданов и Н. С. Хрущев.
Последним, произнесённым глубоко за полночь, как раз и был тост И. В. Сталина «За русский народ!» Слова генералиссимуса неоднократно прерывались длительными овациями, так что речь заняла по времени чуть не полчаса.
Существуют два основных варианта записи сталинского тоста «За русский народ»: один - по стенограмме, другой - по газетному отчёту. В газетном отчёте среди ошибок советского правительства в первые годы войны появляется Прибалтика, отсутствуют слова о том, что Красная Армия была вынуждена отступать первые два года войны, о неспособности совладать с создавшимся положением, вместо этого внимание акцентировано на победе над фашизмом, а также имеется ряд других отличий.

Различия текстов





Источник: wikipedia.org






Источник: wikipedia.org

***
«За великий русский народ». Михаил Хмелько

1947 год




За эту картину художник получил Сталинскую премию. Сейчас полотно находится в резервах Национального художественного музея Украины.

Фрагмент из сериала "Жуков" (2011 год)




Советский плакат





Худ. И. Серебряный.

Использованы документы Российского государственного архива социально-политической истории, Главного архива Российской Федерации, Центрального архива Министерства обороны, Гуманитарного фонда «Покаяние».
© "Союзное государство", 2021